Враг

ВРАГЪ.

Разсказъ. 

Сергей Иванычъ, по обыкновенiю, поднялся очень рано, въ пять часовъ, что вошло у него въ привычку и чемъ онъ не безъ основанiя гордился, какъ аккуратный и выдержанный хозяинъ. Ведь выдержка характера все...

Пока старуха Васильевна ставила самоваръ, Сергей Иванычъ отправился осматривать свое хозяйство. Сегодня онъ чувствовалъ себя какъ-то особенно бодро и смотрелъ кругомъ весело щурившимися глазами. Проходя черезъ гостиную, онъ нечаянно увиделъ въ зеркале свое улыбавшееся, счастливое лицо и невольно подумалъ:

"Ведь это наконецъ глупо..."

Да, конечно, глупо радоваться безъ всякой уважительной причины, радоваться только потому, что въ окна смотритъ весеннее солнце, что чувствуешь себя сильнымъ и здоровымъ, что впереди хорошiй трудовой день.

Черезъ кухню Сергей Иванычъ вышелъ на дворъ и сделалъ небольшую остановку, хозяйскимъ взглядомъ окидывая надворныя постройки. Вотъ навесъ для дровъ и экипажей, дальше отличный коровникъ на двадцать коровъ, потомъ конюшня для лошадей, потомъ отдельный птичiй дворикъ, сеновалъ, амбары, погреба, подвалы и громадный ледникъ. Все новенькое и все поставлено умело, опытной рукой. По двору бегали куры и съ какимъ-то отупевшимъ недоуменiемъ вышагивалъ старый козелъ Мишка. Сергей Иванычъ чувствовалъ, что онъ любитъ вотъ и этихъ глупыхъ куръ, и еще более глупаго козла, и мычавшую протяжно въ своемъ стойле новокупку холмогорскую корову Трухмальную, какъ ее окрестилъ садовникъ Егоръ Спиридонычъ, и даже неодушевленные предметы, служившiе немой иллюстрацiей хозяйственныхъ замысловъ, плановъ, соображенiй и расчетовъ. Главное, здесь решительно ничего не было лишняго, а все самое нужное - козелъ долженъ ходить по двору, корова-новокупка - мычать, рабочая телега - стоять подъ навесомъ. Даже молодой садикъ делалъ свое дело - стояла весна, и онъ исполнялъ свою прямую обязанность, окутываясь молодой мягкой зеленью. Правда, что чахлая и недужная петербургская весна походила на конвульсивную улыбку, какой безнадежные больные встречаютъ родственниковъ, и садовымъ деревьямъ точно было больно выгонять эту бледную и тощую зелень. Чувствовались родовыя муки вотъ этой чахленькой природы, и являлось невольное желанiе что-то такое сделать, чтобы облегчить эти невольныя муки, какъ хочется откашляться за ребенка, у котораго не хватаетъ силы откашляться самому.

И все-таки хорошо, положительно хорошо... Въ этой кисленькой петербургской весне, право, есть своя поэзiя, расцвеченная линялыми акварельными тонами и какимъ-то аристократическимъ малокровiемъ.

Обойдя садикъ, Сергей Иванычъ отворилъ калитку въ громадный огородъ и еще разъ остановился и еще разъ прищурился. Этотъ огородъ былъ его слабостью, какъ любимое и холеное детище. На первомъ плане целый рядъ парниковъ, ближе къ саду небольшая оранжерея и простая теплица, за ними небольшой квадратъ со спаржей, гряды капусты разныхъ сортовъ, редиски, салата и всевозможныхъ овощей. Въ глубину тянулись безконечныя гряды клубники и картофельное поле. Последнее составляло гордость Сергея Иваныча, потому что онъ культивировалъ до ста сортовъ картофеля и получалъ съ него большой доходъ. Гряды для картофеля были уже вскопаны, а въ бороздахъ ягодника пестрели яркими пятнами "конорки", обиравшiя прошлогоднюю сухую траву и окучивавшiя кустики клубники. Работа, однимъ словомъ, кипела, и Сергей Иванычъ невольно полюбовался на свое устроенное именьице. Общую картину портило только громадное зданiе недавно выстроенной немцемъ Шикомъ спичечной фабрики, точно запиравшее горизонтъ безобразнымъ краснымъ квадратомъ и отравлявшее воздухъ дымомъ, валившимъ изъ высокой кирпичной трубы. Когда Сергей Иванычъ покупалъ свой клочокъ земли, о фабрике не было и помину, да онъ и не купилъ бы именья въ такомъ непрiятномъ соседстве. Съ другой стороны изъ-за тощаго сосноваго перелеска горбилась зеленая крыша трактира "Голубокъ", стоявшаго уже на самомъ шоссе. Раньше трактира тоже не было, и Сергей Иванычъ ненавиделъ его еще больше, чемъ фабрику. Эти два зданiя отравляли ему существованiе однимъ своимъ видомъ, напоминая о близости Петербурга и всяческаго столичнаго безобразiя.

Отыскавъ глазами садовника Егора Спиридоныча, Сергей Иванычъ направился къ нему. Садовникъ возился у молоденькой липовой аллейки, устроенной сейчасъ за ягодникомъ, где уже были поставлены два первыхъ улья,-- это служило началомъ будущаго пчельника. Пчелы должны были собирать медъ со своего огорода, что завершало общiй хозяйственный круговоротъ. Кстати, Сергей Иванычъ очень уважалъ своего садовника, человека солиднаго, аккуратнаго и строгаго. Это былъ пригородный мужикъ летъ сорока, приземистый, плотный, съ окладистой русой бородой, широкимъ русскимъ лицомъ и упрямыми, умными, серыми глазами. Онъ держалъ себя съ необыкновеннымъ тактомъ, нисколько не подлаживаясь къ барину и сохраняя свое мужицкое достоинство. Даже запой, которымъ страдалъ садовникъ, прощался ему. Во-первыхъ, все талантливые русскiе люди имеютъ какой-нибудь крупный недостатокъ, а во-вторыхъ, Сииридонычъ каждую свою запойную ошибку выкупалъ самой старательной работой. А главное, онъ любилъ свое дело и не былъ простымъ наемникомъ. Сергей Иванычъ во всемъ советовался съ нимъ и даже чувствовалъ известную зависимость. Такъ теперь, подходя къ пчельнику, Сергей Иванычъ сразу заметилъ, что садовникъ чемъ-то недоволенъ, и почувствовалъ себя тоже неловко.

Садовникъ встретилъ хозяина довольно равнодушно и старался смотреть въ сторону.

- Ну, какъ наши дела?-- почти заискивающимъ тономъ спросилъ Сергiй Иванычъ.

- Да ничего..

Они помолчали. Егоръ Спиридонычъ оправилъ свой белый передникъ, тряхнулъ головой и сердито крякнулъ. Такое мрачное настроенiе на него нападало передъ запоемъ, и Сергей Иванычъ посмотрелъ кругомъ съ невольной тревогой. Время стояло самое горячее, и вдругъ онъ запьетъ... Съ подобными субъектами припадки случаются именно въ самые неудобные моменты. Чтобы сказать что-нибудь, Сергеи Иванычъ прислушался къ слабому гулу одного улья и заметилъ:

- Что-то слабо пчела гудетъ...

Садовникъ молчалъ.

Сергей Иванычъ припалъ ухомъ къ самой стенке улья и окончательно убедился, что тамъ, внутри, что-то неладно. Не было той здоровой напряженности звука, и общая нота прерывалась какими-то болезненными паузами.

- Нетъ, что-то неладно,-- решилъ онъ. - Буду въ городе, съезжу на опытную пасеку и посоветуюсь...

- Что же тутъ советоваться... - грубо ответилъ садовникъ и даже плюнулъ. - Только время напрасно терять, Сергей Иванычъ.

- А если мы сами не умеемъ и не знаемъ, какъ ходить за пчелой?

- А ежели тутъ дело даже совсемъ не въ пчеле?

- Въ чемъ же?

Садовникъ чего-то не договаривалъ, и Сергей Иванычъ спросилъ прямо:

- Да что такое случилось, Егоръ Спиридонычъ? Зачемъ вы тянете и недоговариваете?..

- Чего же тутъ говорить? Вотъ мы-то ничего не знаемъ, а пчелка ужъ учуяла... Однимъ словомъ, этой самой Анисье надобно отказать, Сергей Иванычъ. Ужъ какъ вы хотите...

- За что же отказывать?.. Она девушка скромная и старательная...

- Я-то ужъ давно примечаю за ней... - брезгливо говорилъ Егоръ Спиридонычъ, снимая, фуражку. - Значитъ, за Анисьей... Какъ-то вечеромъ по огороду бродитъ босая, когда еще, значитъ, въ бороздахъ снегъ лежалъ. Ну, потомъ за воротами стоитъ... Вотъ и настояла!

- Можетъ-быть, вы ошибаетесь... Мало ли что наболтаютъ.

- Ну, ужъ этого нетъ... Бабенки-то все сообразили. Коровница Домна, горничная, куфарка... Вонъ сторожъ съ Шикской фабрики какъ-то проходилъ мимо насъ, увидалъ меня и говоритъ; "Съ прибылью, Егоръ Спиридонычъ..." Однимъ словомъ, мораль всемъ выходитъ изъ-за Анисьи. Прогнать ее, стерву, и всему делу конецъ!..

Въ голосе Егора Спиридоныча послышалось суровое озлобленiе и решимость.