Отрадное явление

Отрадное явленiе.

- Студентъ Сергеевъ совершенно верно сказалъ, что путешествiе - лучшiй способъ самообразованiя,-- убежденно говорила Анна Васильевна, спотыкаясь о засохшiй комъ земли, лежавшiй по самой средине дороги. - Я ему вообще не верю, а въ этомъ случае онъ правъ... Напримеръ, я? Какъ я освежилась и отдохнула за границей, душой отдохнула... Вотъ тебе бы, Катя, хорошо встряхнуться, а то ты совсемъ закисла въ этой трущобе. Необходимо видеть другую жизнь, другихъ людей, чтобы понять наше русское убожество. Господи, где я не была за эти три месяца: въ Париже, въ Бретани, на острове Уайте, на Ривьере, въ Венецiи, на Рейне... До сихъ поръ не могу опомниться. Вотъ где люди живутъ, потому что умеютъ жить, а главное - хотятъ жить. Нетъ, тебе необходимо, Катя, встряхнуться... И студентъ Сергеевъ тоже скажетъ, хотя я ему не верю, нисколько не верю.

- А деньги? ответила вопросомъ Катя, прежде времени поблекшая девушка, съ усталымъ лицомъ.

- Деньги - пустяки... Если человекъ чего-нибудь захочетъ, онъ добьется своего. На выставке въ Чикаго американскiе студенты служили лакеями. Это по русски звучитъ немного грубо, и затемъ въ Америке положенiе прислуги совсемъ иное, чемъ у насъ.. Тамъ каждый привыкъ уважать себя...

Девушки шли по пыльной проселочной дороге, которая такъ красива на картинахъ, а въ действительности является мучительной пыткой. Анна Васильевна очень ловко сбивала своимъ парижскимъ зонтикомъ белыя головки придорожной ромашки и несколько разъ брезгливо стряхивала съ подола платья дорожную пыль. Въ своемъ серомъ дорожномъ платье и въ англiйской соломенной шляпе она походила на строгую англiйскую миссъ, которая привыкла путешествовать одна и у которой точно написано на лице, что она никого и ничего не боится. Рядомъ съ ней Екатерина Петровна казалась старше летъ на десять, хотя оне учились вместе въ гимназiи.

- Фу, какая гадость!-- проговорила въ отчаянiи Анна Васильевна, останавливаясь, чтобы перевести духъ.

- Я тебе предлагала ехать на станцiю въ телеге,-- точно оправдывалась Екатерина Петровна,-- Ты сама не хотела...

- Въ телеге?!.. Прости, голубушка, мне еще жизнь дорога.

- До станцiи всего остается версты три...

- Это я слышу съ самаго начала, какъ мы вышли изъ деревни...

- Отъ деревни четыре версты, Анюта. Впрочемъ, я такъ привыкла ходить пешкомъ...

- И я тоже, только не по такимъ сквернымъ дорогамъ. Я всю Швейцарiю исходила пешкомъ...

Въ голосе Анны Васильевны слышалось раздраженiе. Она съ какой-то безнадежной тоской посмотрела кругомъ и съежила плечи. Картина, действительно, ничего привлекательнаго собой не представляла. Кругомъ разстилались чахлыя крестьянскiя поля. Стояла засуха, и земля въ некоторыхъ местахъ растрескалась. Посевы были плохiе. Жиденькая рожь, редкiе и низкiе овсы, чахлая трава - вотъ и все. Крестьянскiй недородъ виселъ въ воздухе. По извилистой линiи проселка тамъ и сямъ уныло торчали ветлы, точно измученные путники, которые уже не надеялись дойти до пристанища. Назади, въ туманной дымке летняго марева, чуть виднелось село Ольгино, где Екатерина Петровна учительствовала восемь летъ. Собственно, виделась белая церьковь съ садомъ и несколько ветряныхъ мельницъ, а крестьянская стройка залегла по скатамъ голубой балки. Вправо темной полоской залегъ небольшой лесокъ. До станцiи ровною гладью стлались безконечныя, поля, наводившiе унынiе своимъ однообразнымъ видомъ.

- Ахъ какая тоска!-- думала Анна Васильевна. - Разве можно жить въ такой отчаянной трущобе, где люди могутъ только голодать... И это святая родина!.. Ужасно, ужасно...

Екатерина Петровна чувствовала тайный ходъ мыслей своей гимназической подруги и тоже раздражалась. Ей было обидно и за себя, и за этотъ незавидный русскiй пейзажъ, и за что-то такое хорошее, теплое и родное, что, какъ казалось ей, порывалось съ каждымъ шагомъ впередъ. Боже мой, какъ она ждала этой встречи, а теперь считала минуты, когда, наконецъ, эта пытка кончится. Екатерина Петровна со школьной скамьи попала прямо въ деревню, въ учительницы, да такъ и засела въ ней. Анна Васильевна училась на курсахъ и въ теченiе восьми летъ переменила не одну спецiальность: сначала была "бестужевкой" по отделенiю исторiи, потомъ перешла на медицинскiе курсы, потомъ на педагогическiе, потомъ опять на бестужевскiе. Въ средствахъ она не нуждалась и могла располагать своимъ временемъ, какъ хотела. Нужно ей отдать справедливость, что за все это время она поддерживала съ Екатериной Петровной самую деятельную переписку и аккуратно сообщала ей самыя последнiя столичныя новости. Подруги мечтали о свиданiи, чтобы наговориться и отвести душу. И вотъ это свиданiе совершилось, но было бы лучше, если бы его никогда не было. Подруги точно не узнали другъ друга, и имъ даже говорить было не о чемъ. Ихъ разделила навсегда какая-то невидимая пропасть, черезъ которую не было перехода, какъ въ сказкахъ.

- Кажется, мы никогда не дойдемъ до этой проклятой станцiи!-- капризно говорила Анна Васильевна, чтобы сказать что-нибудь.

- Скоро, скоро, Аня... Вонъ около того леска, направо,-- утешала ее Екатерина Петровна. - Ты сейчасъ куда хочешь ехать?

- Право, я сама хорошенько не знаю... Можетъ быть, къ сестре заеду, можетъ быть на Кавказъ...

- "Для чего я спрашиваю ее?-- подумала про себя Екатерина Петровна. - Не все-ли мне равно"... 

телегами, оборванными мужиками, ожидавшими кого-то или чего-то, несколькими курами и грязными ребятами. Маленькiй станцiонный садикъ походилъ на прiютъ для растенiй-рахитиковъ. Чувствовалась что-то такое унылое и безнадежное въ каждой мелочи, что было придумано какой-то больной фантазiей. Залъ третьяго класса представлялъ собой клоповникъ, а въ зале перваго класса, где былъ буфетъ, вековечная русская грязь была точно загримирована разными предметами европейскаго комфорта. Для чего-то висела бронзовая люстра, на общемъ столе еще более неизвестно зачемъ стояли неизбежныя пальмы и т. д. Анна Васильевна съ тоской окинула это обстановочное убожество и невольно сравнила Грядки съ щегольскими европейскими железнодорожными станцiями.

- До поезда остается еще целыхъ два часа, Аня, а ты такъ торопилась,-- заметила Екатерина Петровна,-- Хочешь чаю?

Надо было что-нибудь делать, чтобы убить эти два часа.

Офицiантъ въ засаленномъ фраке подалъ чай. Анна Васильевна брезгливо посмотрела на него и на плохо вымытый стаканъ, но скрепилась и отхлебнула съ ложечки подозрительную мутную жидкость. Екатерина Петровна смотрела въ окно на дворъ, где узнала двухъ мужиковъ изъ Грядокъ. Она почему-то вздохнула.

исторiю среднихъ вековъ. Это необходимо, потому что новая исторiя совершенно непонятна безъ знанiя средней. Эпоха возрожденiя, гуманисты, реформацiя, религiозныя войны - все связано между собой органически, и все последующее только логическое следствiе этихъ первоисточниковъ. А средневековое искусство, пропитанное религiозными идеями и классицизмомъ?

Мимо прошелъ молодой начальникъ станцiи и поклонился Екатерине Петровне. Онъ немного ухаживалъ за ней, и она слегка покраснела. Анна Васильевна заметила последнее и улыбнулась. Боже мой, романъ съ начальникомъ железнодорожной станцiи! До чего можетъ дойти человекъ, засидевшiйся въ медвежьей глуши. Похоронить себя заживо на глухой железнодорожной станцiи, когда другiе будутъ пользоваться жизнью во всю ширь, и смотреть всю жизнь, какъ эти другiе, счастливые и жизнерадостные, полные энергiи, окрыленные мечтами и жаждой жизни, будутъ мчаться съ быстротой ветра вотъ мимо этой самой несчастной станцiи. Бедная Катя... А тутъ куча детей, нарожденныхъ со скуки, мелкая домашняя нужда, непрiятности, мужъ, который будетъ выпивать предъ обедомъ по рюмке водки, играть въ карты где-нибудь на именинахъ и всю жизнь завидовать начальнику соседней станцiи и т. д., и т. д.

- Катя, я знаю, о чемъ ты думаешь сейчасъ,-- неожиданно проговорила Анна Васильевна.

- И я тоже знаю, о чемъ ты думаешь... Тебе жаль меня и въ то же время намъ не о чемъ съ тобой говорить. Вернее сказать: мы говоримъ на двухъ разныхъ языкахъ.

- Ты угадала...

- Меня?!.

- Да... Жаль, потому что тебе вотъ все это родное убожество кажется чужимъ, больше - возбуждаетъ въ тебе гадливое чувство. И мне больно, что ты не любишь вотъ эти выжженныя солнцемъ нивы, не понимаешь человека, который ихъ вспахалъ и засеялъ, а темъ больше не понимаешь своей бывшей подруги, для которой вотъ въ этомъ вся жизнь и которая вотъ этимъ счастлива.

Въ голосе Екатерины Петровны послышались твердыя ноты и Анна Васильевна посмотрела на нее съ удивленiемъ. Это была совсемъ другая девушка, которой она совсемъ не знала.

- Я знаю впередъ, что ты скажешь, Катя, и по своему, ты, конечно, права. Служенiе идее требуетъ жертвъ, это верно, но, ведь, для насъ, обыкновенныхъ среднихъ людей, героизмъ не обязателенъ. Скажу проще: есть, наконецъ, своя собственная, личная жизнь. Я даже могу представить себе весь тотъ ужасъ, который происходитъ вотъ здесь, кругомъ, когда все будетъ занесено снегомъ и умретъ на полгода. Ведь это ужасно, Катя, даже подумать ужасно. И никакого общества, никакого проявленiя общественной жизни, ни одного человека, съ которымъ можно было бы просто поговорить по душе...

- Ахъ, какая ты смешная, Аня... Какъ-то установилось смотреть на насъ, какъ на героинь и прочее, а въ действительности этого-то и нетъ. Даже нетъ подвига, который намъ желаютъ навязать... Конечно, у насъ въ Ольгине нетъ оперы, концертовъ, нетъ въ общепринятомъ смысле слова общества, но, во-первыхъ, безъ этого можно обойтись, т. е. безъ условныхъ удовольствiй, а что касается общества, то у меня гораздо его больше, чемъ у тебя.

- Самогипнозъ, Катя, а, впрочемъ, для тебя же лучше...

Подруги неожиданно разговорились. Ихъ охватила та молодая откровенность, которая не знаетъ удержу. Екатерина Петровна даже раскраснелась и сделалась красивой. Глаза блестели, она улыбалась и несколько разъ принималась обнимать Анну Васильевну.

- Аня, милая Аня, если бы ты знала, какъ мне было тяжело все эти дни... - говорила она. - Тяжело и за тебя, и за себя. Когда-то, ведь, и я рвалась туда, въ столицу, и другой жизни не понимала, а сейчасъ... Боже мой, ведь я совсемъ, совсемъ другая... Ведь я отлично знаю, что далеко отстала, до известной степени отупела и что тебе, напримеръ, неинтересно со мной разговаривать. Мои интересы слишкомъ съужены и всякая профессiя делаетъ человека одностороннимъ. Такъ и быть должно... Все, все отлично понимаю!.. Въ вашемъ обществе я, действительно, и скучна, и неинтересна, но у меня есть свое общество... И какое чудное общество, Аня!.. Ведь для села Ольгина я являюсь чемъ-то вроде академiи наукъ... Моя маленькая аудиторiя ловитъ каждое мое слово. Тебе страшна деревенская зима, а для меня это лучшее время. Представь себе зимнiй вечеръ... на столе горитъ лампочка дешевенькая, а кругомъ стола живой венокъ изъ милыхъ детскихъ рожицъ... И мы путешествуемъ по всему свету, переживаемъ исторiю, повторяемъ подвиги человеческаго ума... Ты скажешь: "А учительская нужда? А эти несчастные двадцать рублей жалованья?" Но, ведь, это нужда съ городской точки зренiя, а по нашему, по деревенски, это богатство... Мои деревенскiя бабы постоянно мне говорятъ: "Охъ, Катерина Петровна, кабы хучь одинъ денекъ-то пожить по твоему!.." И мне делается совестно за такую уйму денегъ, какую я получаю. Конечно, будетъ время, когда учительницы будутъ получать въ несколько разъ больше, но сейчасъ... Вотъ надъ нашей головой виситъ недородъ и недоедъ, весь вопросъ нашей жизни сводится къ простому куску ржаного хлеба, дети пойдутъ въ "кусочки", т. е. за милостыней, мои дети, которыя должны учиться у меня въ школе, и я буду получать свои двадцать рублей жалованья... Ведь это целое богатство и совестно его получать. Я не говорю, что все учительницы должны именно такъ думать и благословлять свою судьбу... Многiя недовольны и считаютъ себя несчастными, имъ и скучно, и холодно въ деревне, но такимъ нужно уходить въ городъ и поступать въ какую-нибудь контору или искать другой городской работы. А я счастлива, и мне ничего не нужно... Да, счастлива!.. И счастлива потому, что я

Этотъ разговоръ былъ прерванъ звонкомъ. Подходилъ поездъ. Неужели прошло целыхъ два часа? Подруги досказывали последнiя мысли и чувства уже на ходу. Когда Анна Васильевна села въ свой вагонъ, они продолжали разговаривать черезъ окно.

- Аня, знаешь, что меня обижаетъ?-- торопливо говорила Екатерина Петровна. - Это когда читаю въ газетахъ разныя известiя подъ спецiальной рубрикой: отрадное явленiе.