Падающие звезды (старая орфография)
Глава LIII

LIII.

Когда сани остановились у палкинскаго подъезда, Бургардтомъ овладела нерешимость, но онъ совладалъ собой и вошелъ. Швейцаръ узналъ его и раскланялся, какъ съ старымъ знакомымъ. Бургардта это кольнуло непрiятно, - его преследовала трактирная известность. Они заняли въ общей зале угловой столикъ. Неистовое гуденье трактирной машины заставило Бургардта поморщиться. Бачульская поймала это движенiе и пожалела, что согласилась ехать ужинать, темъ более, что могли встретиться общiе знакомые, которыхъ совсемъ не желательно было видеть. Старичекъ оффицiантъ узналъ Бургардта и сообщилъ, что у нихъ сегодня есть на кухне "особеннаго".

Когда ужинъ былъ заказанъ, Бургардтъ неожиданно заявилъ:

- Марина Игнатьевна, простите меня, но я больше не могу оставаться здесь... Мне просто противно. Пойдемте лучше къ вамъ и по просту напьемтесь чаю...

Бачульская, конечно, согласилась, но ей было жалъ бросить ужинъ, оплаченный по счету Бургардтомъ. Старичекъ оффицiантъ былъ прямо обиженъ.

Бургардтъ вздохнулъ свободно только на панели и проговорилъ уже совсемъ весело:

- Знаете, мы сегодня покутимъ по студенчески... Я сейчасъ зайду и возьму у Филипова пирожковъ, потомъ купимъ сыру и колбасы... да?

- Нужно еще масла, - въ тонъ прибавила Бачульская.

Черезъ полчаса они сидели въ комнате Бачульской въ ожиданiи самовара. На столе въ бумажкахъ лежала разная дешевая закуска. Когда Бачульская хотела переложить ее на тарелки, Бургардтъ запротестовалъ.

- Нетъ, прямо изъ бумажки... Въ этомъ есть стиль.

- У меня есть бутылка белаго вина.

- Ради Бога, не нужно... Эта несчастная бутылка испортигъ все, т. е. стиль. Да у меня къ тому-же ныньче физическое отвращенiе къ вину.

- Сейчасъ поздно, и портера нельзя достать.

- Зачемъ портеръ? Я давно ничего не пью...

Пока номерная горничная подавала самоваръ, Бургардтъ съ особеннымъ вниманiемъ осматривалъ комнату, обставленную съ приличной бедностью всехъ меблированныхъ комнатъ. Раньше онъ какъ-то не обращалъ вниманiя на эту обстановку, а теперь проговорилъ съ завистью:

- Какъ хорошо, Марина... Вотъ именно въ такихъ мещанскихъ комнаткахъ и живется хорошо. Главное, все такъ просто, и ничего лишняго. Мне это напоминаетъ мою молодость, когда такъ хорошо жилось...

Заметивъ пристальный взглядъ горничной, Бургардтъ сообразилъ, что своимъ позднимъ визитомъ компрометтируетъ Бачульскую, и сказалъ горничной:

- Вы не затворяйте дверь... Мне кажется, что здесь мало воздуха.

Бачульская поняла эту любезность и посмотрела на Бургардта улыбавшимися благодарными глазами. Бургардтъ какъ-то особенно умелъ быть такимъ милымъ и безобидно предупредительнымъ. Онъ былъ въ восторге, что нашелся лимонъ, который забыли купить.

- Отлично, - повторялъ онъ, прихлебывая чай. - Въ сущности, много-ли человеку нужно? А все мы громоздимъ какую-то дурацкую обстановку и делаемся ея рабами. Мне, напримеръ, моя quasi художественная обстановка въ последнее время прямо сделалась противной, и я только не знаю, какъ отъ нея избавиться.

- Вы забываете, Егорушка, что у васъ есть Анита, которая можетъ на это и не согласиться.

- Анита?!..

- Да, Анита. Она уже большая девочка, и съ ея мненiемъ вамъ приходится считаться.

- Въ самомъ деле, а я про нее совершенно забылъ... Пожалуй, вы и правы.

- Она отлично понимаетъ цену всехъ этихъ художественныхъ безделушекъ, и вы не захотите ее огорчать, выбрасывая ихъ на улицу решительно безъ всякаго основанiя, по простой прихоти. Кроме того, нарушенiе привычекъ въ нашемъ съ вами возрасте очень нехорошая примета...

- Спросите докторовъ, они лучше вамъ объяснятъ.

- Да, да, понимаю... Еще разъ: вы правы. Но у меня это началось уже давно... Ну, да это все равно, а у васъ хорошо. Ведь жизнь состоитъ изъ пустяковъ, а те пустяки, которые насъ окружаютъ, имеютъ свое значенiе... Да, кстати, вы давеча сказали, что у васъ часто бываетъ Бахтеревъ.

- Не часто, но бываетъ, когда есть какое-нибудь дело.

- Да, это все равно... Я говорю только о фамилiи и о томъ, что сказалъ вамъ дорогой.

- Вы его ненавидите?

- Если хотите - да... Онъ, прибавьте, ни въ чемъ не виноватъ, а я его ненавижу за собственную болтливость. И, знаете, я еще никому не говорилъ того, что высказалъ ему, совершенно постороннему для меня человеку. У меня есть другъ, старый и хорошiй другъ, котораго я люблю отъ всей души...

- Григорiй Максимычъ?

- Да... И, представьте себе, что именно ему я и не могъ открытъ всего, что накипело въ душе. Больше: мне казалось, что онъ точно подкрадывается ко мне, а я все сжимался, ежился и прятался. А вотъ Бахтеревъ... Ахъ, какъ я презираю себя!.. Если-бы вы это знали въ десятую долю, то доставили бы мне величайшее наслажденiе однимъ темъ, что выгнали-бы меня на улицу... И какъ некрасиво все то, что я говорю вамъ сейчасъ, точно выхвачено изъ какого-нибудь дрянного романа, где действующiя лица изъ папье-маше. Вы скажете: нервы... Не говорите этого, ради Бога!.. Мы сваливаемъ на нервы всю нашу дрянность, всю непригодность къ жизни, всю безпорядочность...

- Я?!...

Онъ поднялся и забегалъ по комнате.

- Вы хотите знать?-- спросилъ онъ, останавливаясь.

- Это не простое любопытство, а даже некоторое право... Да, именно, право. Ведь есть права и неписанныя мужчинами. Не все же вамъ, господамъ мужчинамъ. Вы снисходите до насъ, какъ богя...

Я никогда не любилъ миссъ Мортонъ.

Въ меблированной комнате наступила какая-то мертвая пауза, Бачульская откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, точно по ней выстрелили. Бургардтъ шагалъ по комнате и ерошилъ волосы.

- Егорушка, опомнитесь... - умоляющимъ голосомъ прошептала Бачульская. - Что вы говорите?.. Мне делается страшно за васъ... Такъ нельзя...

Онъ остановился передъ ней и проговорилъ, чеканя слова:

жалкiй человекъ... полное ничтожество... Разве такъ любятъ? Любовь Данте - вотъ это идеалъ, потому что тамъ и любовь, и жизнь - одно целое. Тамъ любовь пронесена черезъ всю жизнь, какъ святыня... Да, я понимаю, что я дрянной человекъ, и это сознанiе меня убиваетъ. Такiе дрянные люди и должны исповедываться передъ Бахтеревыми. Иначе и быть не можетъ!..

Бачульская молчала, подавленная этими безумными признанiями. Да и что она могла сказать этому безумцу, рвавшему собственное сердце на части?

- Любовь - это самое святое, что только есть въ человеке, - продолжалъ Бургардтъ. - Она освещаетъ всю нашу жизнь, она роняетъ последнiя слезы надъ свежей могилой, она светитъ путеводной звездой, она одна - единственный источникъ всякаго творчества... Разъ въ душе человека погасъ этотъ священный огонь - онъ погибъ... Разве такъ любятъ, какъ я любилъ миссъ Мортонъ? Это была иллюзiя, миражъ, несбыточная мечта, самогипнозъ...

Теперь для Бачульской сделалось ясно, о чемъ говорилъ Бургардтъ. Онъ подошелъ къ ней, обнялъ и долго целовалъ ея глаза, на которыхъ выступили слезы.

Когда Бургардтъ уходилъ, и Бачульская провожала его съ заплаканными глазами, номерная горничная поняла, что баринъ съ барыней поссорились.