Падающие звезды (старая орфография)
Глава XIX

XIX.

Въ заезде было шесть лошадей, причемъ главнымъ соперникомъ "Ушкуйника" была великолепная серая кобыла "Баловень", сильная и выносливая. Другiе соперники въ счетъ не шли, хотя и могъ случиться фуксъ. На "Ушкуйнике" ехалъ знаменитый красавинскiй жокей Чарльзъ, а на "Баловне" гусарскiй офицеръ, тоже знаменитый ездокъ. Васяткинъ прибегалъ уже несколько разъ въ ложу Красавина, сообщая ходъ игры въ тотализаторъ. Играли больше на "Баловня", чемъ на "Ушкуйника", потому что "Ушкуйникъ" былъ ленивъ и шелъ съ своимъ "лидеромъ". Красавинъ только пожималъ плечами, какъ постороннiй человекъ.

- А что говорятъ жокеи?-- спросилъ онъ, чтобы сказать что нибудь.

- Они играютъ все на "Ушкуйника"...

Красавинъ не былъ настоящимъ спортсмэномъ и держалъ лошадей только для того, чтобы о нихъ говорили и писали. Какъ-то было неприлично такому богатому человеку не иметь своей скаковой конюшни. Сегодня онъ былъ въ дурномъ расположенiи духа и не уезжалъ со скачекъ домой только изъ приличiя. Его даже не интересовало, выиграетъ "Ушкуйникъ" или проиграетъ. Красавинъ сиделъ у барьера, и ему все время казалось, что изъ-подъ леваго локтя его руки выползаетъ паукъ - покажутся тонкiя, точно переломанныя и неудачно склеенныя паучиныя ноги и сейчасъ же спрячутся. Это было мучительное и тяжелое состоянiе, отъ котораго у Красавина шли мурашки по спине. Онъ боялся пошевелиться, чтобы какъ нибудь не раздавить воображаемаго паука, а, главное, онъ боялся выдать самого себя и показаться смешнымъ.

Бургардтъ относился къ скачкамъ совершенно безучастно, а лошади для него имели смыслъ и значенiе только живыхъ моделей и какъ вопросъ о "прогрессе лошадиныхъ формъ." Ведь, въ сущности, все эти дорогiе скакуны съ более или менее верной родословной и выработанными систематическимъ подборомъ формами являлись уродами. Да, настоящiе уроды, тонконогiе, поджарые уроды, у которыхъ утрачена всякая гармоническая пропорцiя отдельныхъ частей, какъ она утрачивается у подстриженныхъ деревьевъ. Целой, настоящей нормальной лошади уже не существовало, а были монстры, задача которыхъ заключалась только въ томъ, чтобы развить предельную скорость на минимальное разстоянiе. Вместе съ утратой нормальной пропорцiональности исчезла и настоящая красота. Сахановъ очень остроумно уверялъ Ольгу Спиридоновну, что давеча съ одной лошадью сделалась истерика - ведь это тоже проявленiе нарушенной нормы и здоровой душевной красоты. Потомъ Бургардта интересовала эта спецiальная скаковая публика, слившаяся въ одно нервно-возбужденное целое. Особенно сильно волновались дамы, изъ которыхъ не многiя решились бы подойти къ лошади близко, какъ Ольга Спиридоновна, боявшаяся ездить даже на извозчикахъ, а тутъ оне следили за лошадями, затаивъ дыханiе.

- А если кто нибудь упадетъ?-- впередъ ужасалась Ольга Спиридоновна и даже закрывала глаза, какъ курица. - Я ужасно боюсь...

Миссъ Мортонъ, казалось, вся превратилась въ одно зренiе и, кроме лошадей, ничего не видела. Она была счастлива, что могла понимать все происходившее, какъ и другiе, и улыбалась такой милой детской улыбкой. Кое-кто изъ избранной скаковой публики уже обратилъ на нее вниманiе, и Бургардта коробило, когда на ихъ ложу наводились спортсмэнскiе бинокли. Очевидно, всехъ интересовала новая "звездочка", появившаяся на горизонте петербургскаго полусвета. Шуру уже знали, она "определилась" въ этомъ исключительномъ мiрке, и называли полуименемъ. Сегодня она была не въ своей тарелке и ревновала миссъ Мортонъ, на которую все обращали вниманiе. Ольга Спиридоновна, выросшая среди театральныхъ интригъ, только жмурила глаза, сдерживая невольную улыбку. Она нарочно выказывала особенные знаки своего вниманiя немой англичанке, чтобы позлить выскочку, какъ про себя называла Шуру.

- Вотъ тебе и красавинскiя коляски... - думала Ольга Спиридоновна. - Покаталась, и будетъ. Много васъ поденокъ...

Эти сердитыя мысли мешались съ самыми мирными соображенiями, вроде того, что пригласитъ Красавинъ всехъ обедать или не пригласитъ, а если пригласитъ, то повезетъ всехъ къ себе на дачу въ Павловскъ или устроитъ, когда кончатся скачки, обедъ въ членской беседке. У Ольги Спиридоновны началъ не въ шутку разыгрываться аппетитъ.

А скачки уже начались. "Стартъ вырвала" совершенно безнадежная лошадка. "Гейша" и вынеслась впередъ корпусовъ на двадцать. Знающую публику такая резвость не по чину только смешила.

- Смотрите, смотрите, что делаетъ "Гейша!" кричали голоса. - Ай-да "Гейша"!..

- У леска зарежется...

- Бываетъ, что и лидеръ выигрываетъ. Вонъ какъ "Ушкуйникъ" и "Баловень" караулятъ другъ друга...

Противники, действительно, повели скачку осторожно. Жокей Чарльзъ несколько разъ оглядывался на "Баловня", которая шла въ полкорпусе отъ "Ушкуйника", спокойно и ровно отбивая копытами по мокрому грунту. Лидеръ "Ушкуйника", благодаря потерянному старту, едва успелъ вынестись впередъ. "Ушкуйникъ" началъ сердиться, забирая поводья. Съ высоты трибунъ видно было, какъ лошади вытянулись въ одну линiю, а подходя къ леску "Гейша" какъ-то сразу отпала.

- "Гейша" кончена! - крикнулъ въ толпе неизвестный голосъ.

На повороте "у леска" отпали еще две лошади, а "Баловень" прибавила хода и висела совсемъ на хвосте "Ушкуйника". При выходе на прямую обе лошади шли уже голова въ голову.

- "Ушкуйникъ" идетъ впередъ!..

- Нетъ, "Баловень"... Браво, "Баловень"!

- Браво, "Ушкуйникъ"!

Публику ввелъ въ заблужденiе лидеръ "Ушкуйника", который отпалъ уже на прямой. Особенно хорошо шла "Баловенъ" - ровно, широкимъ махомъ, постепенно набирая скорость. Когда лошади вышли на прямую, публике видны были только одне лошадиныя головы и трудно было решить, которая лошадь идетъ впереди. Но вотъ надъ "Баловень" взмахнулся хлыстъ, и публика пришла въ неописуемое волненiе.

- "Ушкуйникъ" идетъ въ рукахъ!.. Браво, "Ушкуйникъ"!

- "Баловень" зарезалась!..

Действительно, "Ушкуйникъ" пронесся мимо трибунъ свободно и легко, причемъ Чарльзъ старался его сдерживать. Бедная "Баловень" осталась всего на полкорпуса назади. Поднялся страшный гвалтъ, и публика бросилась изъ трибунъ. Миссъ Мортонъ апплодировала, улыбающаяся, красивая и, какъ показалась Бургардту, безумно счастливая, точно она торжествовала победу собственной лошади.

Проходившiе мимо офицеры - кавалеристы пожимали плечами.

- Выигралъ тяжелый грунтъ... - говорилъ съ видомъ спещалиста молоденькiй белокурый офицерикъ съ едва пробивавшимися усиками. - "Ушкуйникъ" просто мужикъ...

Все жалели красавицу "Баловень", и даже самъ Красавинъ точно былъ недоволенъ, что выиграла его лошадь.

"Гейша" кончена"... Бачульская наблюдала его все время и, тронувъ его руку, шепнула:

- Что съ вами, Егорушка?

Онъ посмотрелъ на нее непонимающими глазами, снялъ шляпу, провелъ рукой по волосамъ и съ какой-то больной улыбкой ответилъ:

- Со мной? Ничего... "Гейша" кончена. Вы слышали?

- Да, что-то кричали...

Онъ опять посмотрелъ на нее и прибавилъ:

- И "Баловень" тоже кончена...

- Что же изъ этого, Егорушка?

- Я вамъ потомъ скажу...

- Особенныя сигарки... случайно получилъ отъ одного моряка, который третьяго дня сошелъ съ ума...

Ольга Спиридоновна дернула его за рукавъ и шепнула:

- А обедать будемъ? Смертельно есть хочу...

- Все будетъ, все будетъ, дорогая...

- И шампанское, и устрицы...

Ольга Спиридоновна аппетитно зевнула.

Сахановъ тоже думалъ объ обеде, но съ другой точки зренiя, - пригласитъ его Красавинъ, или не пригласитъ? Въ ложу онъ попалъ, благодаря Бачульской, а дальнейшее было неизвестно. Лошади Саханова нисколько не интересовали, скаковую публику онъ давно зналъ - однимъ словомъ, ничего интереснаго. А между темъ отъ какого нибудь дурацкаго обеда зависело все, т. е. обещанное Красавинымъ место въ правленiи какого-то финансоваго учрежденiя. "Вамъ восьми тысячъ въ годъ достаточно?" спросилъ Красавинъ. Эта роковая цифра разъедала мозгъ Саханова, какъ отрава. Достаточно ли ему восьми тысячъ? Если бы у него была такая ассюрпрованная сумма - нетъ, это что-то невозможное! Сахановъ зналъ десятки людей, которые получали вдвое и втрое больше, заседая въ какихъ-то правленiяхъ и комитетахъ, и глубоко презиралъ самого себя, что самое слово: "восемь тысячъ" можетъ его волновать. О, онъ тогда показалъ бы всемъ, что такое онъ, Сахановъ... Съ другой стороны, тутъ же рядомъ, вотъ въ этой самой ложе сиделъ меценатъ Красавинъ и сонными глазами наблюдалъ за своей лошадью. Вотъ человекъ, который сумелъ же поймать слепую фортуну прямо за хвостъ.

- Дуракъ ты, Павелъ Васильичъ Сахановъ, - мысленно укорялъ онъ самого себя. - Да, совсемъ дуракъ... Тряпка ты, простофиля, и больше ничего. Ну, посмотри на себя и подумай, зачемъ ты сидишь вотъ здесь и съ безпокойной ласковостью взгляда ждешь великой и богатой милости отъ Антипа Ильича Красавина...

- Они тамъ, наверное, шампанское пьютъ, - шепнула Ольга Спиридоновна Бачульской, - А мы тутъ сиди, какъ чортовы куклы... Что это сделалось сегодня съ Бургардтомъ? Мне кажется, что онъ голоденъ бедняжка... Серьезно. Онъ смотритъ такими голодными глазами...

- За то Павелъ Васильичъ выбивается изъ силъ, чтобы понравиться вамъ...

- Влюбленъ, милашка, въ меня и, кажется, мечтаетъ о томъ, что уже давно прошло... Ахъ, какъ я есть хочу, голубушка!.. Какъ два ломовыхъ извозчика... Въ жизнь свою не поеду больше на эти дурацкiя скачки...

Нагнувшись къ самому уху Бачульской, Ольга Спиридоновна прибавила:

сторону и говоритъ настолько громко, чтобы я все слышала: "Красавинъ привелъ сюда не только свою конюшню, но и курятникъ захватилъ"... какъ это вамъ понравится? Я этому Петьке уши надеру...