КРАСНОЕ ЯИЧКО.
Эскизъ.
I.
Старикъ Силантiй Кряжовъ болелъ довольно распространеннымъ недугомъ, именно, жаждой власти. У него все было: домъ - полная чаша, сыновья вышли на выделъ и жили ладно, дочери выданы замужъ въ хорошiя семьи, самъ еще былъ въ полной поре. Однимъ словомъ, живи и радуйся. Однообщественники его уважали, но почему-то не выбирали Кряжова въ волостное начальство, хотя онъ уже давно состоялъ въ "волостныхъ старичкахъ". Это его обижало.
- Боятся, что я ихъ всехъ подтяну,-- утешалъ онъ себя. - И подтянулъ бы вотъ какъ... Сделай милость. У меня бы не то было, какъ у Парфена Семеныча. Хоша онъ, Парфенъ-то Семенычъ, самъ же всемъ кланяется. Главное, всего боится человекъ и передъ всякимъ начальствомъ ужомъ ползетъ. А того не понимаетъ, что надо бояться-то того человека, который тебя боится...
Однообщественники, действительно, побаивались Силантiя, какъ человека строгаго и "ндравнаго", на котораго "какъ взглянетъ". Каждый разъ при выборе новаго старшины или старосты они все-таки считали нужнымъ обратиться къ нему.
- Ужъ ты, Силантiй Ефтифеичъ, послужи мiру-то... Заступа наша будешь передъ начальствомъ. Мы бы за тобой, какъ тараканы за печкой, жили.
- Нетъ, братцы, поищите кого-нибудь поумнее меня,-- отнекивался Силантiй такъ же притворно. - Где ужъ мне, неграмотному. Тутъ надо человека такого, чтобы онъ везде могъ обернуться - и передъ начальствомъ и передъ обществомъ. Лучше Парфена Семеныча не сыскать. Будемъ его просить. Онъ грамотный.
Парфенъ Семенычъ тоже былъ достаточный мужикъ, но власти совсемъ не желалъ и до смерти боялся всякаго начальства, хотя по слабости характера и принималъ бразды правленiя. У себя въ волости онъ былъ последнимъ человекомъ, и писарь Кесаревъ прямо помыкалъ имъ, какъ своимъ подручнымъ. Парфенъ Семенычъ только испуганно отдувался и подписывалъ все, что писарь ему ни подсовывалъ. Село Горки, стоявшее на р. Исети, было большое, дворовъ на пятьсотъ, и хлопотъ волостному правленiю было по горло. Да и народъ бойкiй, непокладистый, съ которымъ надо было смотреть въ оба.
Однако Силантiй Кряжовъ все-таки въ конце концовъ попалъ въ старшины, несмотря на притворное нежеланiе быть начальствомъ. Да и Парфенъ Семенычъ наотрезъ отказался, ссылаясь на свою старость и старческiе недуги. Но Силантiй попалъ въ старшины въ недобрый часъ, именно въ недородъ,-- его выбрали ранней весной, а тутъ сейчасъ и недородъ, который охватилъ все Зауралье. Всходы были плохiе, весна стояла холодная, а потомъ навалилась засуха - едва собрали семена. Маломочные мужички сразу прiуныли и еще въ конце лета начали продавать лишнюю скотину, какъ жеребятъ и телятъ. Осень наступила грозная, а впереди долгая сибирская зима, у которой, по мужицкой поговорке, брюхо велико. Много пришлось Силантiю биться съ податями, и онъ не разъ покаялся въ своемъ старшинстве, обвиняя во всемъ хитраго Парфена Семеныча, уплевшаго ноги въ самый разъ.
- Зарезалъ онъ меня безъ ножа... - ругался Силантiй, точно его счастливый предшественникъ могъ знать о недороде впередъ. - Вотъ какъ подвелъ, въ самый разъ. Да и писарь Кесаревъ хорошъ... Вотъ тебе и "послужи мiру"!
Какъ ни старался Силантiй, какую строгость ни напускалъ, а податей собрать не могъ. Сразу выросла громадная недоимка, и земскiй начальникъ только качалъ головой, приговаривая:
- Какъ же при прежнемъ старшине этого не было?
Зима была ужасная. Мало своей горкинской нужды, такъ изъ соседнихъ деревень тянулись безъ конца голодные и холодные люди, искавшiе неизвестной работы. Беда обошла со всехъ сторонъ. Положимъ, у самого Кряжова и его сыновей были кой-какiе запасы, но и имъ приходилось туго. Тоже пришлось и скотину продавать, и солому съ крышъ снимать на кормъ, и урезывать себя во всемъ. До новаго урожая далеко, хоть самого себя съешь. Бабы ходили обозленныя, ребятишки ревели съ голода, мужики опустили руки. Нечего говорить, что годовые праздники прошли тихо, а свадебъ почти совсемъ не было. Громадное село точно замерло.
- Что же это такое будетъ?-- опрашивали все другъ друга.
А тутъ еще дурачокъ Мишка ходитъ по всему селу и кричитъ:
- Пейте воду, мужички и бабы... Охъ, скусна водица!.. И хлеба не надо, какъ водицы напьешься.
- Это онъ дождливое лето накликаетъ,-- судачили бабы, угнетенно вздыхая. - Божiй человекъ, ему открыто...
Особенно тяжело достался всемъ Великiй постъ, и близившiйся Светлый праздникъ никого не радовалъ. Какой ужъ тутъ праздникъ, когда все съ голода пухнутъ. Даже въ избе Силантiя не было веселой предпраздничной суеты, и его жена, старуха Авдевна, ворчала походя, что и того нетъ и этого нетъ. Коровы точно сговорились и не давали молока, голодныя куры не хотели нести яицъ, и т. д.
А тутъ еще беда. Дело было на Страстной, передъ Светлымъ праздникомъ. Приходитъ Силантiй изъ волости сердитый, только хотелъ раздеваться, какъ Авдевна заговорила:
- За рекой бродяжки объявились...
- Н-но-о?!..
Старшина даже селъ на лавку, какъ былъ.
- Ребята видели... - не унималась Авдевна.
- Зря что-нибудь бабы болтаютъ... Мерещится у нихъ въ глазахъ. Рано еще бродягамъ...
- Вотъ тебе и рано... На покосе у Спирьки ихъ видели. Въ покосной избушке живутъ...
Это известiе ошеломило Силантiя. Помилуйте, только вотъ этого еще недоставало... По закону надо ловить бродягъ, а потомъ представить по начальству въ станъ. Да еще вези ихъ въ самую распутицу, когда ни на полозе ни на колесе не проедешь, да еще подъ самый праздникъ. Какiя теперь подводы въ деревне,-- лошаденки все изморились, еле на ногахъ стоятъ. У старшины все эти мысли промелькнули въ голове съ быстротой птицы, и онъ крепко выругался.
- Да ихъ надо въ колья, проклятыхъ!.. Чтобы и другимъ неповадно было шляться...
Потомъ у него явилось другое соображенiе, которое еще более его обозлило. Почему бродяги именно въ Горки пришли? Разве не стало по Исети другихъ селъ и деревень? Нетъ, на-зло лезутъ въ Горки. Силантiю начало казаться, что бродяги именно ему, Силантiю, хотели устроить непрiятность. Вотъ и пришли прямо подъ Христовъ день. И времечко выбрали, идолы!
- Вотъ что, Авдевна,-- заговорилъ онъ, продолжая соображать и такъ и этакъ. - Да, такъ ты тово... вообще... Ежели другiя бабы, значитъ, учнутъ высказывать касаемо бродягъ, ты и цыкни на нихъ. Какiе, молъ, вамъ бродяги дались? Ужъ вотъ, молъ, старшина-то мой вамъ такихъ бродягъ покажетъ... да... И ребятамъ пригрози... Понимаешь? А я какъ быдто ничего не знаю... Да, не знаю ничего - и конецъ тому делу. Можетъ, они, бродяги эти самые, передохнутъ въ избушке у Спирьки да и уйдутъ своей дорогой дальше, куда имъ следуетъ итти...
Авдевна видела, что мужъ безпокоится, и заметила:
- Чтой-то, Сплантiй, ты остребенился такъ? Мало ли бродягъ по Исети шло и въ прежнiе годы, при другихъ старшинахъ! Не впервой имъ итти.
- То-то вотъ: при другихъ старшинахъ,-- озлился Силантiй еще больше, теперь ужъ на жену. - Баба такъ баба и есть, ничего не понимаетъ. При другихъ-то старшинахъ другiе и законы были, а теперь опять другой законъ. Прежде-то бродяги вольной волей шли, а поймаютъ его, ну, на окружный судъ, а окружный судъ и приговариваетъ всехъ непомнящихъ родства въ не столь отдаленныя места. Ну, значитъ, въ Западную Сибирь... Поняла?
- Охъ, какъ есть ничего не понимаю, Силантiй Ефтифеичъ... Где ужъ старой бабе да еще понимать.
- Ну, и вышла ты круглая дура... Понимаешь: прежде-то бродяжку ссыльно-поселенцемъ сошлютъ и недалеко, а теперь его отсылаютъ прямо на каторгу, на Соколинъ-островъ, чтобы онъ тамъ припомнилъ свою-то фамилiю. Теперь вотъ какъ строго съ бродягами, не дай Богъ... Наотвечаешься за нихъ предъ начальствомъ. Какъ? почему? по какой-такой притчине? Охъ, греха куча!.. А тутъ бабы рты свои разинули: "Бродяги... Бродяги! Ребята видели на покосе"... Ужъ я покажу этимъ самымъ бабамъ!..
Силантiй долго волновался и всячески ругалъ свою старуху, точно она привела бродягъ. Авдевна даже ушла изъ избы, чтобы поплакать въ сенцахъ. Совсемъ сбесился старикъ, на стену лезетъ...
II.
Въ теченiе несколькихъ дней старшина Силантiй совершенно измучился. Нейдутъ съ ума бродяги и кончено. Даже во сне ихъ виделъ. Какъ есть каторжные и на него пальцами тычутъ. А тутъ все село, какъ пчелиный улей, такъ и гудитъ о бродягахъ. Когда лысый и беззубый волостной коморникъ Сергеичъ заикнулся-было о бродягахъ, старшина даже затопалъ на старика ногами:
- Какiе тамъ бродяги, старый чортъ?! Выжили вы все изъ ума, вотъ вамъ и мерещатся бродяги... Я вамъ пок-кажу!..
на него:
- А ты чего смотришь? Вместе отвечать-то будемъ...
- Люди болтаютъ, всемъ ротъ не закроешь,-- спокойно ответилъ Кесаревъ, не оставляя работы.
- Вотъ все вы такъ-то, обормоты!.. А я за всехъ отвечай, за всю округу... Охъ, согрешилъ я за чужiе грехи! Выйду изъ старшинъ, и делайте, какъ знаете!.. Будетъ, наслужился. Пусть другiе потянутъ лямку...
Старшина долго бунтовалъ и ругалъ всехъ односельчанъ, которые подводятъ его на каждомъ шагу. Почему при Парфене не было недорода? Ленятся, Бога забыли, начальство не уважаютъ,-- вотъ тебе и недородъ. А тутъ еще бродяги. Пошевели ихъ, а они все село и спалятъ. Народъ отчаянный, имъ все равно - семь бедъ, одинъ ответъ. А свои-то еще похуже чужихъ. Тотъ же старый чортъ Сергеичъ или писарь Кесаревъ, имъ и горюшка мало,-- старшина, молъ, за все ответитъ, ежели что. Охъ, только и народецъ!..
Когда где-нибудь Силантiй слышалъ слово "бродяги", то сейчасъ же делалъ видъ, что ничего не слышитъ, или уходилъ. Мало ли что зря народъ болтаетъ... Авдевна слышала отъ бабъ, что бродягъ въ избушке набралось человекъ двенадцать.
- Молчи, молчи, ты, ради Христа!-- накидывался на нее мужъ чуть не съ кулаками. - Что я тебе говорилъ... а? Ахъ, ты, Господи... Родная жена петлю на шею надеваетъ...
- Что же, я ничего, Силантiй Ефтифеичъ... Ежели бабы...
- Убью!.. слышишь?-- неистовствовалъ старшина. - Пальцемъ я тебя, кажется, не трогивалъ, а теперь на мелкiя части разорву. Вотъ тебе мой сказъ...
Потомъ Силаптiй придумалъ штуку, чтобы отвести всемъ болтунамъ глаза. Онъ самъ началъ разспрашивать о бродягахъ и съ улыбкой говорилъ:
- Ушли все... Мне верный человекъ сказывалъ. Да... Отдохнули и ушли вверхъ но Исети... Видели ихъ мужички...
Эта выдумка подействовала лучше всего. Начинавшiе волноваться мужики сразу успокоились. Ужъ ежели старшина Силаптiй говоритъ,-- значитъ, действительно, бродяги ушли. Не будетъ же онъ на свою голову болтать. Мужикъ сурьезный, обстоятельный... И въ самомъ-то деле, что имъ делать-то здесь, этимъ самымъ бродягамъ? Мужичкамъ самимъ есть нечего, а тутъ целыхъ двенадцать ртовъ. Ну, посмотрели на чужой голодъ и ушли. Дело было ясно, какъ день.
III.
Наступилъ и праздникъ. Въ Христовскую заутреню церковь въ Горкахъ всегда была полна. Такъ было и нынче. Народъ съехался изъ соседнихъ деревень. Но на лицахъ не было праздничнаго веселья, и праздникъ не походилъ на праздникъ. Особенно унылый видъ имели женщины, истощенныя, бледныя, точно придавленныя страшной домашней работой, которая не оставляла и въ праздникъ. По наружному виду все было, какъ и всегда: староста Акинфiй продавалъ за своимъ прилавкомъ свечи, писарь Кесаревъ подпевалъ жиденькимъ чахоточнымъ теноркомъ псаломщику, дурачокъ Мишка, стоялъ спереди всехъ и торопливо откладывалъ земные поклоны. Старшина Силантiй стоялъ на своемъ месте у праваго клироса и никакъ не могъ попасть въ праздничное настроенiе. Онъ откладывалъ широкiе кресты, вздыхалъ и думалъ все время о голодномъ лете. Какъ-то обсеются мужички, какъ-то подымутся о ими, когда высыплетъ первая весенняя зелень, на которую можно будетъ выгнать изголодавшуюся за зиму скотину. А если весна издастся засушливая и холодная, а лето будетъ сырое,-- охъ, трудно поправляться, какъ ни поверни. Вчера прiезжалъ земскiй фельдшеръ и разсказывалъ въ волости, что по деревнямъ пошла какая-то новая болезнь - цынга, а ребятишки мрутъ, какъ мухи.
Заутреня была въ половине, когда сквозь толпу протолкался лысый волостной сторожъ Сергеичъ и дернулъ старшину за рукавъ.
- Чего тамъ?-- сурово спросилъ Силантiй, недовольный, что его безпокоятъ уже совсемъ не во-время.
- Силантiй Ефтифеичъ, бродяги-то въ волость пришли... - шепталъ Сергiичъ. - Я въ окно едва выскочилъ... Какъ разъ подожгутъ или что сделаютъ...
- Н-ноо?!.. - изумился Силантiй, но сообразилъ, что не нужно булгачить народъ, и сказалъ Сергеичу: - Ты, смотри, не болтай зря... я ужо сейчасъ самъ пойду.
Выходя изъ церкви, Силантiй позвалъ съ собой надежныхъ мужиковъ человекъ десять и объяснилъ имъ, въ чемъ дело. Надежные мужики выслушали, почесали въ затылкахъ и решили, что дело выходитъ совсемъ особенное.
- А много ихъ?-- спрашивалъ старшина Сергеича.
- Едва я убегъ чрезъ окно... Болтали ребята, что человекъ двенадцать ихъ въ избушке живетъ, ну, значитъ, все двенадцать и пришли.
Старшина, какъ начальство, шелъ къ волости впереди и оглядывался по сторонамъ, точно боялся какой засады. Мужики сбились въ одну кучу и подтянули кушаки на всякiй случай. Волость стояла недалеко отъ церкви, и всехъ удивляла дерзость бродягъ. Придушили бы Сергеича, разбили сундукъ съ мiрскими деньгами и поминай какъ звали.
- Надо, мужички, съ опаской... - шопотомъ проговорилъ Силантiй, когда они были уже совсемъ близко. - Подходите съ трехъ сторонъ да съ опаской... Эхъ, оборонки ни у кого нетъ, а то неровенъ часъ...
Силантiй начиналъ трусить и несколько разъ поводилъ плечами, какъ делаютъ борцы, когда хотятъ вступить въ рукопашную. По его совету мужики разделились на три кучки и осторожно начали подходить къ волости, стоявшей на углу. Трое перелезли черезъ прясло (изгородь) въ огородъ, чтобы отрезать отступленiе врагу.
- Вонъ онъ... - шепнулъ Сергеичъ, дергая Силантiя за рукавъ и указывая рукой на волостное крылечко, где смутно обрисовалась сидевшая неподвижно человеческая фигура. - Это, надо полагать, ихнiй сторожъ, а остальные грабятъ волость...
Не подходя несколькихъ шаговъ, Силантiй крикнулъ:
- Эй, кто тамъ?!..
Фигура оставалась неподвижной.
- Эй, ты, чего тутъ сидишь?-- крикнулъ Сергеичъ, набираясь храбрости. - Какой человекъ?
Фигура сделала попытку подняться, но сейчасъ же опустилась на прежнее место.
"Притворяется, шельмецъ..." - подумалъ Силантiй, поводя могучими плечами.
Такъ какъ виднелась всего одна фигура, то мужички прiободрились и подошли совсемъ близко.
- Сергеичъ, бери его за шиворотъ!-- командовалъ Силантiй уже тономъ настоящаго начальства. - Этакъ всякiй придетъ и будетъ по ночамъ сидеть на крыльце у волости... Эй, ты, обормотъ... Сергеичъ, бери его!.. Братцы, ны тово... значитъ, вообче... Эй, ты, не прикидывайся глухимъ!..
Силантiй и Сергеичъ разомъ бросились на сидевшую неподвижно фигуру.
- Руки держи... руки!.. - хрипелъ Силантiй, наваливаясь всемъ своимъ могучимъ теломъ на бродягу, не выказывавшаго ни малейшихъ знаковъ сопротивленiя. - Мужички, крутите ему руки. Не уйдешь, братъ!..
Волостное правленiе было заперто изнутри, и Сергеичу пришлось лезть туда чрезъ открытое окно. Онъ былъ уверенъ, что остальные бродяги засели тамъ и что его сейчасъ же прикончатъ. Но ничего не поделаешь, ежели служба, да и начальство приказываетъ. Перекрестившись, старикъ полезъ въ окно и черезъ несколько секундъ отворилъ входныя двери.
- Ну что?-- спрашивалъ Силантiй, сидевшiй на бродяге верхомъ.
- Не иначе дело, что все убежали... - смущенно объяснялъ Сергеичъ, почесывая въ затылке.
- Сейчасъ убежали?
Силантiй слезъ съ бродяги, тоже почесалъ въ затылке и проговорилъ:
- Поблазнило тебе, старому чорту, вотъ и все...
- А окно-то почему открытымъ осталось?
- Да ведь ты же самъ его открылъ... Ахъ, хренъ, старый хренъ!..
молчалъ Одетъ онъ былъ въ крестьянскiй рваный зипунъ и въ разношенные сибирскiе "коты" - низкiе башмаки съ оторочкой.
- Где другiе-то?-- строго спрашивалъ Силантiй.
- Какiе другiе?-- глухо отозвался бродяга, стараясь поправить тугг связанные на спине локти.
- А ты не притворяйся... Сколько васъ въ избушке жило?
- Все тутъ... - ответилъ бродяга темъ же тономъ.
немного совестно. Мужики тоже заметно были смущены.
- Та-акъ... - тянулъ Силантiй. - А какъ тебя зовутъ?
- Красное-Яичко... - ответилъ бродяга совершенно спокойно.
Мужики переглянулись, а Силантiй сердито проворчалъ:
- Въ самый разъ красное яичко... Ахъ, ты, горе лыковое! Изъ непомнящихъ родства? Сергеичъ, сбегай-ка за Кесаревымъ... Надо намъ записать по форме непомнящаго. Красное-Яичко... тоже и скажетъ!.. Хорошая, надо полагать, курица снесла, да высидеть не сумела.
- Дда-а... вообче... - тянулъ Силантiй, почесывая въ затылке. - Вотъ мы жалимся на свой недородъ... дда-а... Туго приходится, это точно... Господь, милуя, наказываетъ... А вотъ какъ онъ-то? Привезутъ его на Соколинъ-островъ, можетъ, отсыплютъ плетей, на - носи, не потеряй.
- Дальше, гритъ, солнышка не сошлютъ,-- сообщилъ Сергеичъ, садившiй бродягу въ кутузку. - Отощалъ, гритъ... Прежде, гритъ, везде бродяжкамъ подавали, а теперь, гритъ, и самимъ жевать нечего.
Мужики переминались. Какъ будто оно и совестно, что такое дело случилось на самый великiй праздникъ. Старшина Силантiй кончилъ темъ, что досталъ изъ кармана принесенное попу красное яичко и, подавая Сергеичу, проговорилъ:
тому... Тоже живая душа...
1899 г.