Огни.
I.
У железнодорожной будки, немного въ стороне, ярко горелъ костеръ, освещая несколько скорченныхъ фигуръ. Это были железнодорожные рабочiе. Дневная работа была давно кончена, ужинъ тоже, но никто не ложился спать, потому что ожидали перваго пробнаго поезда, который пройдетъ всю линiю "наскрозь". Августовская ночь была темная и холодная, и рабочiе завидовали сторожу Андреичу, который жилъ въ будке.
- Ему-то что: умирать не надо,-- повторялъ русоволосый мужикъ съ болезненнымъ лицомъ и впалой грудью. - Главная причина, что сидитъ онъ въ тепле, не мокнетъ на дожде да еще жалованье получаетъ.
- Двенадцать цалковыхъ,-- прибавилъ рыжебородый мужикъ.
- И при этомъ съ женой вместе живетъ...
- Ужь это что говорить... Кажется, съ неделю бы такъ пожить, да тутъ не знай бы что сделалъ. Прямо сказать: счастье человеку. Въ сорочке, надо полагать, родился...
Все замолчали, точно придавленные мыслью о необыкновенномъ счастье сторожа Андреича. По пути припомнились всемъ свои далекiя семьи. Что-то тамъ делается? Сгорбленный старикъ, сидевшiй на обрубке дерева, протягивалъ къ самому огню свои худыя руки съ скорченными пальцами, жмурилъ глаза и вздыхалъ.
- А все проклятая чугунка,-- проговорилъ онъ наконецъ. - Все она... Она, братъ, заведетъ. Какiя здесь места, ежели сказать правильно: раменье, трущоба, камень, болото. На пятьдесятъ верстъ и селенья нетъ...
- Было пороблено вотъ какъ,-- прибавилъ молодой парень въ жилетке. - Одни болота чего стоили... Бутятъ-бутятъ его, болото-то, валятъ въ него и хворосту, и камню, и песку - настоящая прорва.
- А горы разе слаще?-- спросилъ старикъ. - Побольше твоихъ болотъ было пороблено. Одного дiомиду сколько было стравлено... Вотъ какiе каменья выворачивали. И не выговоришь... У насъ, въ Рязанской губернiи, и не слыхивали про такiе каменья. Точно на печь лезли... А теперь машина по нимъ какъ ахнетъ - какъ по маслу покатится.
- Машина - всему голова. Силища...
Опять молчанiе. Только потрескиваетъ огонь, точно онъ естъ подкидываемыя въ костеръ поленья. При всполохахъ пламени ярко очерчивается железнодорожная насыпь, точно разграфленная двумя линiями рельсовъ. За ней темная cтена глухого ельника, а налево спускъ подъ гору, къ мосту. Поездъ долженъ быль пройти слева, изъ Перми. Следующая будка стояла за мостомъ. Дорога делала широкое закругленiе, и можно было видеть огонекъ въ будке, который то пропадалъ, то появлялся, какъ светлякъ въ траве. Тамъ жилъ сторожъ Вахромей, сердитый старикъ изъ николаевскихъ солдатъ.
- Вахромею-то еще лучше, чемъ Андреичу,-- говорилъ молодой безусый парень. - Жалованья рублемъ больше беретъ, а живетъ одинъ.
- За какую же ему причину рублемъ больше?
- Ундеръ... Полагается, значитъ, у моста порядокъ.
- И Андреичъ тоже ундеръ...
- А вотъ и не ундеръ, а простой солдатъ... Вотъ рубля-то какъ и не бывало.
- Перестаньте вы считать чужiя деньги,-- оговорилъ ихъ старикъ. - Зубы у себя во рту считайте... Скоро ли машина-то пройдетъ, а то пора спать.
- Надо полагать, скоро, потому какъ Андреичъ ужъ два раза выходитъ... Ему еще до мосту надо сходить и осмотреть путь.
Андреичъ, действительно, выходилъ два раза, стоялъ некоторое время на крылечке у своей будки и уходилъ. Это былъ средняго роста мужикъ, одетый по-городски - въ сапоги бутылкой, пиджакъ и суконный картузъ. Раньше онъ служилъ въ городе у купцовъ, а теперь ушелъ "на линiю", чтобы жить своей волей. Онъ мечталъ целую жизнь о такой самостоятельной жизни и теперь былъ совершенно счастливъ. Ему нравилось, что онъ сейчасъ лицо ответственное - за целую версту дороги долженъ отвечать. Не досмотри Андреичъ какой-нибудь пустякъ - и целый поездъ можетъ сверзиться. На этомъ основанiи съ простыми рабочими Андреичъ старался держать себя "сосредоточенно". Между прочимъ, сидеть ему въ будке надоело, на линiю выходить было рано, а къ огню рабочихъ онъ не решался подойти, чтобы не уронить своего достоинства. Известно, что за народъ эти железнодорожные рабочiе: съ бору да съ сосенки. Того и гляди, что еще что-нибудь стянутъ. Андреичъ, занявъ свой ответственный постъ, сделался подозрительнымъ.
Изъ-за облаковъ показалась луна, и все кругомъ точно потонуло въ фосфорическомъ мерцающемъ свете. Лесъ какъ будто отодвинулся отъ полотна железной дороги, за мостомъ въ синеватой мгле очертились силуэты лесистыхъ горъ. Место было самое глухое, недалеко отъ европейскаго водораздела.
- А вотъ и Андреичъ пошелъ на линiю,-- заметилъ кто-то изъ рабочихъ, когда сторожъ показался на крылечке съ двумя свернутыми флагами въ руке. - Скоро машина побежитъ...
Андреичъ постоялъ на крылечке, точно что-то раздумывая, а потомъ принялъ деловой видъ и направился къ полотну. Онъ зашагалъ по шпаламъ, делая неестественно широкiе шаги, и казался все меньше и меньше, пока не превратился въ маленькую черную точку.
- Вотъ и вся работа,-- завистливо проговорилъ рыжебородый мужикъ. - Вышагивай по рельсамъ, какъ журавль, а чуть что случилось - мы же поправлять должны.
- Ребята, машина бежитъ,-- говорилъ молодой парень. - Вотъ сейчасъ провалиться, бежитъ...
- Где она бежитъ-то, омморошный?..
Тревога оказалась напрасной.
II.
Андреичъ, не торопясь, дошелъ до моста и крикнулъ Вахромея. Старикъ вышелъ изъ своей будки не вдругъ.
- Чего ты такую рань поднялся?-- ворчалъ онъ. - Еще цельный часъ ждать.
Они сошлись на мосту и долго стояли у перилъ, глядя внизъ, где катилась быстрая горная речонка Чащиха. Мостъ казался несоразмерно высокимъ для такой ничтожной речонки.
- Ужо какъ Чащиха весной взыграетъ,-- задумчиво говоритъ Андреичъ, сплевывая внизъ. - Сажени на две вода подыграетъ, сказываютъ, ежели весна дружная. Какъ разъ подмоетъ...
- Ничего не подмоетъ,-- сказалъ Вахромей, раскуривая коротенькую трубочку-носогрейку. - Анжинеры-то все вымеряли...
- Анжинеры анжинерами... а река рекой...
Вахромей не удостоилъ ответомъ, а после паузы проговорилъ другимъ тономъ:
- У тебя это что за пальмо у будки?
- Такъ.. Рабочiе ждутъ машины.
- Имъ-то какая печаль? Спали бы себе, а машина и безъ нихъ пробежитъ.
- Такъ, несообразный народъ... Ну, прощай.
- Дрова только даромъ палятъ.
- Чего ихъ жалеть, дрова-то? Не стало ихъ тутъ...
- Не порядокъ.
- Надо имъ погреться. Тоже живые люди...
Андреичъ пошелъ обратно. Онъ зажегъ маленькiй фонарикъ и осматривалъ рельсы, особенно въ местахъ скрепленiя.
До будки оставалось всего саженъ сто, когда у полотна железной дорога точно изъ земли выросли две темныхъ фигуры. Андреичъ даже вздрогнулъ отъ неожиданности. На штабели шпалъ сиделъ старикъ съ седой бородой, а около него стоялъ молодой мужикъ. Одеты оба были въ раскольничьи полукафтанья.
- Эй, вы, что вы тутъ делаете?!-- громко крикнулъ Андреичъ, наводя на нихъ светъ своего фонаря.
Молодой мужикъ спрятался за штабель, а старикъ продолжалъ сидеть, точно не слышалъ окрика.
- Кажется, вамъ говорятъ?!.. Недавно оглохли...
по долга.
- Эй, что за люди?!..
- А мы такъ... - ответилъ спокойно старикъ.
- То-есть какъ это такъ? Какой васъ чортъ по лесу ночью-то носить?.. Да еще къ самому полотну подошли.
- Да ведь мы его не съедимъ, твое полотно...
- Съесть не съедите, а чортъ васъ знаетъ, что у насъ на уме...
- Охъ, не поминай ты "его", миленькiй, ради Христа.
- Что ни тутъ делаете?
- А такъ... Поглядеть пришли, какъ машина пойдетъ.
- Нашли время. И чего глядеть: пробежитъ машина - только и всего. Еще гайку где-нибудь отвинтите... Знаемъ мы вашего брата. Поглядеть...
- Зачемъ мы будемъ твою гайку отвинчивать?-- удивился сидевшiй на штабели старикъ.
- А кто васъ знаетъ, зачемъ... нечего тутъ пустяки разговаривать. Идите за мной!
Последнее Андреичъ сказалъ совсемъ грозно, какъ и следуетъ начальству. Молодой мужикъ сделалъ движенiе убежать, и это окончательно разсердило Андреича. Онъ подскочилъ къ старику, схватилъ его за воротъ и потащилъ.
- Пойдемъ-ка, вотъ я вамъ покажу! Я васъ произведу.
- Постой, да ты на что разстервенился-то, миленькiй!?-- бормоталъ старикъ, делая инстинктивное движенiе высвободиться.
Андреичъ остановился. Его больше всего поразило то, что старикъ былъ такой легонькiй - онъ поднялъ его за шиворотъ одной рукой. Что такой человекъ можетъ сделать?
- Алеша, иди сюды... - звалъ старикъ, съ трудомъ переводя духъ. - Не бойся, глупый. Ахъ, ты, Господи!
Обернувшись къ Андреичу, старикъ покачалъ головой и прибавилъ уже другимъ тономъ:
- Ну, чего ты сердишься-то, миленькiй?
- А для того... не твое дело.
Притаившiйся за штабелемъ Алеша нерешительно подошелъ. Это былъ рослый детина съ глуповатымъ лицомъ и какими-то детскими глазами.
- Идите, идите скорее, чего тутъ стали,-- торопилъ ихъ Андреичъ, подталкивая сзади. - Нашли тоже место... того гляди, машина налетитъ. Еще раздавитъ какъ разъ.
Успокоенный немного полнымъ повиновенiемъ своихъ пленниковъ, Андреичъ опять разсердился, когда они подходили къ будке, на этотъ разъ разсердился уже прямо по долгу своей службы. Ежели ихъ толкнуть въ сторожку, такъ какъ разъ еще жену зарежутъ, а ежели оставить такъ - убегутъ. Все равно, ему же отвечать за нихъ придется, какъ ни поверни.
- Эй, ребята!-- крикнулъ Андреичъ рабочимъ. - Вотъ покараульте-ка этихъ птахъ... да смотрите въ оба, чтобы не убежали. У самаго полотна сидятъ, канальи... да... впередъ-то я прошелъ и не заметилъ ихъ. Сидятъ и помалчиваютъ. А, па-азвольте, въ какихъ это смыслахъ люди у самаго полотна будутъ сидеть?
рельсами. По пути онъ несколько разъ проклялъ свою собачью службу. Всего бойся, за всемъ угляди и за все отвечай... А можетъ, где-нибудь спряталось еще двое такихъ же кафтанниковъ? Андреичъ обежалъ съ фонаремъ сложенные около дороги штабели шпалъ и только спугнулъ зайчонка.
- Тьфу, ты, окаянный... - обругался онъ, когда зайчонокъ шмыгнулъ прямо черезъ полотно дороги.
Вообще, примета была скверная. Вотъ тебе и первый поездъ... Андреичъ окончательно упалъ духомъ.
III.
- Кто вы такiе будете?-- допытывались рабочiе, разглядывая странныхъ ночныхъ гостей.
- А ничьи... такъ, Божiи...
- Та-акъ... А зачемъ же вы, напримерно, къ самому полотну приспособились? Дело ночное, не полагается...
- Почему не полагается-то?
- Да ужъ такъ... Законъ требуетъ порядку... Этакъ всякiй пойдетъ.
Отвечалъ молодой парень, а старикъ приселъ къ костру и грелъ зазябшiя руки. Его сморщенное, съ обтянувшейся желтой, какъ пергаментъ, кожей лицо было спокойно. Онъ о чемъ-то упорно думалъ, не замечая, что делалось кругомъ. Иногда онъ только вздыхалъ и съ удивленiемъ поднималъ глаза на рабочихъ. Молодой стоялъ рядомъ съ нимъ въ такой позе, когда человекъ решилъ отчаянно защищаться.
- Вы-то рабочiе будете?-- спрашивалъ онъ.
- Около того... А вы на большой дороге вязовой иглой шапки шьете?-- пошутилъ молодой рабочiй.
Эта шутка не вызвала обычнаго смеха. Смущалъ всехъ неподвижно сидевшiй старикъ. Онъ заговорилъ неожиданно, продолжая смотреть въ огонь, точно читалъ въ немъ свои мысли.
- Посмотреть пришли на вашу работу, миленькiе... Издалека пришли. Мы скитскiе... Захотелось, вотъ, мне посмотреть на власть последняго зверя, какъ онъ огнемъ дышитъ. Да, дожили, все дожили, и мне привелъ Господь воочiю видеть творенiе рукъ его. Мало стало старыхъ дорогъ - давай чугунку налаживать. Скорее, слышь... А куда торопятся, миленькiе,-- того и не подумаютъ. Ну, куда?
- Кому куда надобно - тотъ туда и торопится, дедка. У всякаго свои дела. И притомъ дешевле...
- Такъ... А прежде-то не было своихъ деловъ у каждаго?.. Ахъ, миленькiе вы горемыки... Сегодня вотъ на чугунке поехалъ, а завтра ужъ и она лихой покажется. А деловъ-то еще больше накопится... Огнь запрягли въ колесницу. Еще-то что останется? Внутреннiй огнь пожираетъ каждаго - вотъ все и торопятся... А кому лучше-то стало?
Открытiе, что это были "скитскiе старцы", произвело сильное впечатленiе, особенно на старика-рабочаго. Все теперь слушали, что говоритъ главный старецъ, и про себя соглашались съ нимъ. Да, правильныя слова говоритъ скитникъ. Не даромъ въ лесу Богу молился...
Когда у моста запелъ рожокъ Вахромея, все встрепенулись. Осеннiй воздухъ крепкiй и далеко разноситъ малейшiй звукъ...
- Машина бежитъ... она!..
Все бросились къ полотну. Скитники остановились немного поодаль и ждали. Старикъ такъ и впился глазами въ ту сторону, где на закругленiи долженъ былъ показаться поездъ. Послышался какой-то тяжелый грохотъ, а потомъ все стихло.
- Это машина по мосту пробежала... - объяснилъ молодой рабочiй, обертываясь къ скитникамъ. - А теперь она, значить, въ гору начнетъ забирать.
Черезъ минуту вдали показалась светлая точка. Она ширилась и росла съ надвигающейся быстротой, пока не превратилась въ яркую звезду, разсыпавшую лучи яркаго света. Видно было, какъ изъ трубы густыми клубами валилъ черный дымъ и снопами летели искры. Теперь можно было разсмотреть уже три огня - наверху желтый, а по бокамъ зеленый и красный. Поездъ приближался, увеличивая скорость. Слышенъ былъ подавленный гулъ, точно стонала самая земля. Скитники перекрестились и подались назадъ. Имъ казалось, что на нихъ летитъ огненный змей, гремя железнымъ хвостомъ.
- Господи, помилуй!..
Поездъ промчался мимо нихъ съ какимъ-то бешенствомъ, разсыпая искры и оставляя за собой тучу дыма и белаго пара. Въ освещенныхъ окнахъ вагоновъ мелькали какiя-то человеческiя фигуры.
- Ну, теперь я все виделъ,-- шепнулъ старикъ. - Пойдемъ, Алеша.
1897.