СТАРАТЕЛИ.
(очеркъ изъ уральской жизни.)
I.
... Мне пришлось сделать еще шаговъ двести, какъ до моего слуха явственно донеслись сдержанное, глухое ворчанiе и отрывистый, нерешительный лай; еще сто шаговъ - и лесъ точно разступился предо мною. Былъ узкiй и глубокiй логъ; на правой стороне его виднелся яркiй огонь, который освещалъ небольшой палаустный {"Палаустными" на Урале называютъ такiе балаганы, которые строятся на подобiе детскихъ домиковъ изъ двухъ картъ.} балаганъ, приткнувшiйся къ самой опушке леса; группа какихъ-то людей смотрела въ мою сторону. Изъ высокой травы едва подымалась острая морда лохматой собачонки; она лаяла на меня съ темъ особеннымъ собачьимъ азартомъ, который проявляется у собакъ только въ лесу. Не было сомненiя, что я попалъ на стоянку какихъ-нибудь "старателей" {Старателями въ средней: части Уральскихъ горъ называютъ техъ прiисковыхъ рабочихъ, которые отыскиваютъ золото или платину "отъ себя" и потомъ сдаютъ ее арендатору прiиска.}, наведенныхъ въ эту глушь жаждой легкой наживы и слепой верой въ какое-то, никому неизвестное, счастье.
-- Кто тамъ, крещеный?-- сердито окликнулъ меня мужской голосъ, когда между мной и балаганомъ оставалось всего шаговъ тридцать.
-- Охотникъ... Сбился съ дороги. Пустите переночевать,-- отозвался я, защищаясь отъ нападавшей на меня собаки прикладомъ ружья.
-- Какая ночью охота!... - проворчалъ тотъ же мужской голосъ. - Тутъ, по лесу-то, много бродитъ вашего брата...
Сердитый басъ, вероятно, прибавилъ бы еще что-нибудь не особенно лестное на мой счетъ, но его перебилъ мягкiй женскiй голосъ, который съ укоромъ и певуче проговорилъ:
-- Штой-то, Савва Евстигнеичъ, присталъ ты... Разе не видишь - человекъ заплутался? Не гнать же его, на ночь глядя. Куфта, Куфта, цыцъ проклятая! Милости просимъ... Садись къ огню-то, такъ гость будешь!
Я подошелъ къ самому огню, впереди котораго стоялъ приземистый, широкоплечiй старикъ въ красной кумачной рубахе; серый чекмень свесился у него съ одного плеча. Старикъ былъ безъ шапки; его большая седая борода резко выделялась на красномъ фоне рубахи. Прищуривъ одинъ глазъ, онъ зорко осматривалъ меня съ ногъ до головы. Лохматая, длинная Куфта не переставала рычать на меня, подошла къ женщине, которая сидела у огня на обрубке дерева, и покорно положила голову къ ней на колени. Лица сидевшей женщины невозможно было разсмотреть,-- оно было совсемъ закрыто сильно надвинутымъ на глаза платкомъ.
-- Здравствуйте!-- проговорилъ я, вступая въ полосу яркаго света, падавшую отъ костра. - Пустите переночевать,-- сбился съ дороги...
-- Миръ дорогой!-- певуче ответила женщина, стараясь удержать одною рукой глухо ворчавшую на меня собаку. - Ишь ты, какъ напугалъ насъ. Да перестань, Куфта!... Мы думали, лесной бродитъ... Цыцъ, Куфта!... Садись, такъ гость будешь.
Я хотелъ подойти къ балагану, чтобы прислонить къ нему ружье, и только теперь заметилъ небольшого, толстенькаго человечка, одетаго въ длиннополый кафтанъ и лежавшаго на земле прямо животомъ; подперши коротенькими, пухлыми ручками большую круглую голову, этотъ человекъ внимательно смотрелъ на меня. Я невольно остановился. Что-то знакомое мелькнуло въ чертахъ этого круглаго и румянаго лица, едва тронутаго жиденькой черноватою бородкой.
-- Да это ты, Калинъ Калинычъ?-- нерешительно проговорилъ я, наконецъ.
-- А то какже-съ?... Я-съ самый и есть,-- растерянно и вместе радостно забормоталъ Калинъ Калинычъ, вскакивая съ земли и крепко сжимая мою руку своими маленькими, пухлыми ручками. - Да, я самый и есть-съ...
-- Да ты какъ попалъ сюда, Калинъ Калинычъ?
-- Я-съ?-- Я-съ... я-съ... вотъ съ Василисой Мироновной,-- забормоталъ Калинъ Калининъ, почтительно указывая движенiемъ всего своего тела на сидевшую у огня женщину. - А вы на охоте изволили заблудиться?... Место, оно точно, глуховато здесь и лесная обширность притомъ... Очень пространственно!
Калинъ Калинычъ смиренно заморгалъ узкими глазками, улыбнулся какой-то виноватой, растерянной улыбкой и опустился опять на землю, пробормотавъ: "Да, здесь очень пространственно!"
-- Я вамъ не помешаю?-- спросилъ я, обращаясь ко всемъ.
-- Известно, не помешаешь... Куда тебя деть-то, на ночь глядя,-- отвечала Василиса Мироновна, не двигаясь съ места. - Только ты, смотри, не заводи здесь табачнаго духу... Место здесь не такое. А ты чьихъ будешь?
Я назвалъ свою фамилiю. Раскольница, Василиса Мироновна, известная всему среднему Уралу, какъ раскольничiй попъ,-- посмотрела еще разъ на меня и заговорила уже совсемъ ласково:
-- Знаю, знаю! Слыхала... А въ лесу-то какъ заплутался?
Я приселъ къ огню и въ короткихъ словахъ разсказалъ свою исторiю, т. -е. какъ я рано утромъ вышелъ на охоту съ рудника Момынихи, хотелъ вернуться туда обратно къ вечеру, а вместо того попалъ сюда.
-- Одначе, здоровый крюкъ сделалъ!-- проговорила Василиса Мироновна, обращаясь къ старику.
-- А отсюда до Момынихи сколько верстъ будетъ?-- спросилъ и старика.
-- Да какъ тебе сказать, чтобы не соврать... Вишь, кто ихъ, версты-то, въ лесу будетъ считать, а по-моему въ двадцать верстовъ, пожалуй, и не укладешь.
-- А какъ этотъ логъ называется, где вы стараетесь?
-- Да кто его знаетъ, какъ онъ называется... - съ видимой неохотой отвечалъ старикъ. - По логу-то, видишь, бежитъ речушка Балагуриха, такъ по ней, пожалуй, и зови его...
спать плохо будешь... Не взыщи на угощеньи,-- наше дело тоже странное {Странное - странническое.}: что было, все прiели, а теперь одинъ хлебушко остался. Вонъ Калинъ говоритъ: къ чаю привыкъ, такъ ему сухой-то хлебъ и не глянется.
-- Ахъ, ужь можно сказать-съ: слово скажутъ-съ, какъ, ножомъ обрежутъ!-- умильно говорилъ Калинъ, крутя головой и закрывая глаза.
Охотники знаютъ, какъ иногда бываетъ вкусенъ кусокъ чернаго хлеба; я съ величайшимъ удовольствiемъ съелъ ломоть, предложенный мне Василисой Мироновной, и запилъ его кислымъ квасомъ изъ бурачка Калина Калиныча. Когда я принялся благодарить за этотъ ужинъ, раскольница опустила глаза и скромно сказала:
-- Не обезсудь, родимый. Чемъ богаты, темъ и рады,-- не взыщи съ насъ. - Помолчавъ немного, она прибавила: - Ты, поди, совсемъ смотался со своей охотой: ступай въ балаганъ, тамъ уснешь въ Гришуткой... Мальчикъ тутъ есть съ нами, такъ онъ въ балагане спитъ. Калинъ любитъ въ балагане-то спать,-- ну, да сегодня съ нами уснетъ у огонька, а твое дело непривычное...
Мне было совестно отнимать место у Калина Калиныча, но пришлось помириться съ этимъ, потому что Василиса Мироновна и слышать не хотела никакихъ отказовъ, а Калинъ Калинычъ отворачивалъ отъ меня голову, корчилъ какую-то гримасу и делалъ руками такой жестъ, какъ будто отгонялъ отъ себя мухъ. Сонъ валилъ меня съ ногъ, глаза давно слипались и искушенiе было слишкомъ сильно, чтобы продолжать отказываться дальше,-- я согласилися.