Голый баринъ.
Изъ путевого альбома.
I.
... Раннее летнее утро. На почтовой станцiи, где я жду лошадей, происходитъ та ямщичья безтолковая суета, которая русскаго путешественника приводитъ сначала въ болезненно-раздражительное состоянiе, потомъ въ безсильное бешенство и наконецъ въ глухое и молчаливое отчаянiе. Именно въ такомъ настроенiи духа находился я, ожидая, когда заложатъ свежихъ лошадей. Кажется, чего проще такой операцiи, особенно на почтовой станцiи, где уже все приспособлено для подобной операцiи, а между темъ дело затянулось на лишнихъ два часа. Пришлось поправлять въ кузнице шину у колеса; когда это было сделано, оказалось, что расковалась левая пристяжка изъ моей тройки, потомъ ямщикъ Федотка убежалъ въ кабакъ поправиться съ похмелья и т. д. Станцiя довольно грязная, самоваръ давно потухъ, развешенныя по стенамъ картинки изучены въ мельчайшихъ подробностяхъ, оставалось ходить по комнате изъ угла въ уголъ и смотреть въ окно на улицу. Являлась невольная мысль о томъ, что есть теперь люди, которые такъ хорошо спятъ сейчасъ въ собственныхъ постеляхъ и которымъ решительно никудане нужно ехать.
- Эй, Федотка... чортъ!.. - раздается голосъ дворника где-то за угломъ. - А, Федотка?.. Да не окаянная ли душа...
- А ёнъ побегъ къ кабакъ къ Митричу... - отвечаетъ тонкiй детскiй голосъ. - Ка-акъ стрелитъ черезъ улицу... Точно олень али козелъ.
- Ну-у?.. Ахъ, ты, Боже мой... Вотъ ненасытная утроба!..
- Да онъ съ похмелья... - авторитетно объясняетъ детскiй голосъ. - Все равно, какъ чумной быкъ...
- Ахъ, варнакъ!.. ахъ... Ну, нарродецъ, ну, публика...
Слышно, какъ топчутся раскладываемыя лошади, какъ безтолково переграниваютъ поддужные колокольчики, когда подручный ударитъ рукой по дуге, какъ подъ окномъ по земле шлепаютъ чьи-то босыя ноги. Отъ безсонной дерожней ночи въ голове сумбуръ, а спать не хочется. Остается опять ходить по комнате и смотреть въ окно на бойкую заводскую улицу, которая оживляется все сильнее. Отворяютъ напротивъ мелочную лавчоику, кажется, мимо телеги съ мужиками бредетъ гуляющая скотина, выползаютъ ребята, и даже блеститъ полоска зааодскаго пруда, по которой ползетъ немолчный гулъ работающей фабрики. Направо изъ моего окна виднеется уголокъ заводскаго базара, где тоже начинаютъ отворяться лавки, сгруживаются безтолково мужицкiя телеги, шмыгаютъ какiя-то бабы, и стаями перелетаютъ голуби.
- Ишь, ишь... Дядя Петра, куды ускорился?-- слышится подъ окномъ детскiй голосъ. - Ужо вотъ я скажу хозяину... Вотъ те Христосъ, скажу. ъ
- Молчи, песъ... - сумрачно отвечаетъ дворникъ, шагая черезъ улицу. - Я за Федоткой...
- Мотри, самъ застрянешь, дядя Петра, у Митрича. Вотъ только придетъ хозяинъ, я ему и скажу...
Что же это такое? Если дворникъ уйдетъ въ кабакъ, где прохлажается Федотка, такъ я не дождусь лошадей никогда... Я подбегаю къ окну и кричу дворника. Озъ оглядывается на мой голосъ, машетъ рукой и продолжаетъ путь уже по инерцiи, точно его подтягиваютъ къ Митркчу на веревке.
- Ишь, ишь, какъ подворачиваетъ!-- смеется мальчикъ, провожая дворника глазами. - Ну, публика...
- А где хозяинъ?-- спрашиваю я.
- На базаръ пошелъ...
- Когда же мне лошади будутъ готовы, чортъ возьми!..
- Ссею минуту, баринъ... Въ одинъ секундъ: леворушную пристяжку хомутаютъ.
Мальчикъ, видимо, состоитъ при станцiи въ качестве какого-то должностного лица, что слышно по его голосу. Я обращаюсь съ умильной просьбой уже къ нему, нельзя ли какъ-нибудь поторопить. Мальчикъ снисходительно выслушиваетъ меня и говоритъ уже совсемъ авторитетно:
- Известно, какой у насъ народъ: заводчина. Отчаянные. Ужо я сбегаю на базаръ, найду хозяина, тогда все живой рукой обернемъ.
Мальчикъ исчезаетъ, а станцiя окончательно пустеетъ. Нетъ, это невозможно, это возмутительно, это, наконецъ, чортъ знаетъ что такое... Есть книга жалобъ, и я опишу свое сиденье. Да, пусть потомъ земское начальство разбираетъ. Я, наконецъ, прямо въ земскую управу буду жаловаться, я... Въ заключенiе мне делается смешно, потому что ничего подобнаго я не сделаю какого-то органическаго отвращенiя къ жалобамъ вообще и жалующимся людямъ въ частности. Чтобы развлечься, выхожу на дворъ, осматриваю экипажъ, почти заложенныхъ лошадей и, выхожу на улицу.
Я смотрю въ сторону базара и вижу кучку приближающихся мужиковъ. Впереди всехъ идетъ Федотка, который время отъ времени делаетъ какiя-то отчаянныя антраша: это хозяинъ поддаетъ ему сзади въ затылокъ. Мальчикъ заливается звонкимъ детскимъ смехомъ, но на половине какъ-то сразу стихаетъ и молча указываетъ мне на противоположную сторону улицы, ехавшая по улице телега тоже останавливается. я смотрю и не верю собственнымъ глазамъ: напротивъ около домовъ шелъ голый человекъ, т. -е. голый относительно, потому что на голове у него была надета летняя соломенная шляпа, а на шее было намотано полотенце, спускавшееся до коленъ. Онъ шелъ ровнымъ умереннымъ шагомъ, не обращая ни на кого вниманiя. На видъ ему можно было дать летъ сорокъ. Довольно красивое лицо обличало интеллигентнаго человека. Первая мысль, которая мелькнула у меня въ голове, была та, что это сумасшедшiй человекъ.
- Кто это --спросилъ я мальчика.
- А нашъ голый баринъ... - спокойно ответилъ онъ. - Ишь, купаться пошелъ. Онъ жъ гу каждое утро гуляетъ, въ чемъ мать родила.
- Да онъ сумасшедшiй?
- Кто его знаетъ. Служитъ на заводе жалованье получаетъ большое; какой же сумасшедшiй. Такъ просто голый баринъ.
- Давно онъ живетъ здесь?
- Да ужъ года съ три, и кажное лето вотъ такъ-то разгуливаетъ. Сперва ребята за нимъ бегали, ну а потомъ привыкли. Голый баринъ - и все тутъ.
Черезъ десять минуть мое почтовое сиденье закончилось, я я выезжалъ изъ Смородинскаго завода по тракту. На козлахъ раскачивалась широчайшая спина Федотки. Это былъ плечистый, могутный мужикъ, незаменимый въ почтовой гоньбе. Ошибочка у него была только въ одномъ - любилъ ходить въ кабакъ къ Митричу. Впрочемъ, это общая ямщичья слабость
- Ну что Федотка, досталось на орехи отъ хозяина?
Федотка встряхиваетъ головой и молчитъ. Съ похмелья онъ въ самомъ мрачномъ настроенiи духа.
- Федотъ, что это у васъ на заводе голый баринъ ходитъ?
- А чего ему не ходить? Глянется, вотъ и ходитъ... Однимъ словомъ, баринъ, ну, ему, значитъ, барину плевать...
- Да онъ сумасшедшiй?
- Онъ-то? Нетъ, онъ поумнее другихъ протчихъ, а только свой карахтеръ уважаетъ. Правильный баринъ.. Конечно, по первоначалу въ диковинку было, какъ онъ нагишомъ пошелъ по заводу, а потомъ привыкли.. Супротивъ его никому не сделать. Напримерно у него есть жена и дети. Ну, должонъ онъ ихъ воспитывать. Вотъ нанялъ онъ квартиру, какъ следуетъ, да такъ въ голыхъ стенахъ и живетъ. Небили званья нетъ... Купилъ большую кошму - вотъ и все. Все такъ вповалку и спять... Утромъ баринъ самъ ходитъ на базаръ, купитъ говядной фунтовъ пять, принесетъ домой и кормитъ ей всехъ. У него ни жаренаго ни варенаго, а прямо сырое потребляютъ. Ученый, сказываютъ, баринъ-то. Жалованье изъ конторы большое получаетъ. Онъ по законамъ продовольствуетъ... Я у него не одинова бывалъ въ дому. Завсегда водочки подаетъ. Правильный баринъ одно слово, а народъ, конечно, глупый: "голый, голый"... Онъ свою линiю ведетъ, потому, какъ ему свой карактеръ дороже всего.
Федотка, видимо, держалъ сторону "голаго барина" изъ чувства похмельнаго протеста. Ему нравилось, что выискался такой человекъ, который можетъ все делать. Мы поднимались шагомъ въ гору. Обернувшись ко мне, Федотка проговорилъ:
- А есть у него вредная зараза: жалованья стряпкамъ не платитъ. Поживетъ какая-нибудь бабашка и посыкнется къ нему за расчетомъ, а онъ ее въ шею. Только на одну и налакался: Устиньей звать. Тоже пожила и приходитъ: "Баринъ, пожалуйте расчетъ..." - "Кахой расчетъ? Ахъ, ты, такая-сякая"... И пошелъ ее золотить, а потомъ рукой и тянется къ ней... А, Устинья, будь не плоха, какъ подскочитъ къ столу, на которомъ спъ пишетъ, какъ сцапаетъ лампу, да хрясь ее о полъ... "Ботъ тебе, говоритъ, голый чортъ!" Лампа-то рублей двенадцать стоила... И что бы ты думалъ, братецъ ты ней, такъ Устинья поглянулась голому барину за эту свою лихую ухватку, что и жалованье ей заплатилъ, и сейчасъ Устинья у него живетъ.
Голый баринъ оказался, по наведеннымъ впоследствiи справкамъ, заводскимъ юрисъ-консультомъ Леготинымъ. О его чудачествахъ ходили целыя легенды, но, по общимъ отзывамъ, это былъ человекъ очень умный, съ университетскимъ образованiемъ, и прекрасно зналъ свое дело. Я отнесъ его къ рубрике засидевшихся въ провинцiи людей, которые иногда дичать...
II.
Черезъ годъ съ лишкомъ, поздней осенью, я плелся по грязной дороге въ Смородинскiй заводъ. Это удовольствiе понятно только темъ, коку приходилось делать сотни и тысячи верстъ по грунтовымъ дорогамъ. Лошадь тащилась шагъ за шагомъ, экипажъ каждую минуту могъ засесть где-нибудь въ заторе. Некоторымъ утешенiемъ служило только то, что время отъ времени показывались встречные, а чужiя несчастiя, какъ известно. имеютъ свойство уменьшать наше собственное. Недаромъ сложилась пословица, что на людяхъ и смерть красна. Унылое настроенiе овладело и моимъ ямщикомъ и даже лошадьми. Ямщикъ время отъ времени все приглядывалъ изъ-подъ руки впередъ и наконецъ радостно проговорилъ:
- Баринъ, можно сменить коней: встречная тройка бежитъ.
Менять лошадей на полдороге - обычный прiемъ сибирской ямщины, и я не протестовалъ. Являлась слабая надежда выменять лучшихъ. Бежавшая навстречу намъ тройка едва тащилась. Поровнявшись, ямщики остановились и быстро начали предлагать лошадей. Въ встречномъ ямщике я сразу узналъ своего стараго знакомаго Федотку. Онъ, противъ обыкновенiя, былъ трезвый, но хмурый. Въ экипаже сиделъ какой-то мрачный господинъ съ большими усами и глазами навыкате. Мы не перекинулась по дорожному обычаю ни однимъ словечкомъ и молча разъехалась. Взмостившись на козлы. Федотка точно сразу повеселелъ и, привставъ на ноги, посмотрелъ назадъ, куда убежала смененная тройка.
- Ну и задастъ же пару Степке... - пробормоталъ Федотка, продолжая улыбаться. - Идолъ, а не баринъ. Ахъ, Боже мой, даже сейчасъ шеей не могу повернуть... Ужъ только и баринъ!.. Дорога вонъ какая, а онъ меня въ шею да въ шею... Будетъ Степке баня.
- Нетъ, тотъ особь статья, а это нашъ мировой судья. Съ подгода только его определили къ намъ. Ну, и баринъ... Какъ даве залепилъ мне, такъ вонъ светъ изъ глазъ. Одно слово: идолъ...
- Что же, ты будешь жаловаться на него?
- Куда жаловаться-то? Къ нему-то итти не приходится... Нетъ, ужъ такъ, видно, изношу.
- Какъ такъ?
- А такъ...
Федотка покрутилъ головой и даже засмеялся, что уже окончательно не гармонировало съ разсказаннымъ фактомъ. Меня это заинтересовало. Выспрашивать въ такихъ случаяхъ не годится, потому что русскiй человекъ делается удивительно скрытнымъ и недоверчивымъ именно въ такихъ случаяхъ. Мы тащились съ убiйственной медленностью. Начиналъ моросить назойливый осеннiй дождь. Федотка время отъ времени встряхивалъ головой и ежилъ плечами.
- А ведь Устинья-то достигла нашего голаго барина,-- неожиданно проговорилъ Федотка, оборачиваясь ко мне. - Даже можно сказать, что вполне достигла.
- Какая Устинья?
- Да стряпка у голаго барина... Ну, по-вашему, по-городскому, кухарка. Вотъ она самая... Которая еще лампу хряснула тогда.
- Да, да, помню...
Устинья обругала своего барина "голымъ чортомъ". Обидно то, что въ то же время забываешь вещи, событiя и лица, иногда очень нужныя, и прибегаешь къ справочнымъ книгамъ и заметкамъ.
- Такъ вотъ, когда, значитъ, назначили намъ новаго мирового судью... - началъ Федотка. - Эхъ, не съ того конца началъ: мировой-то потомъ окажется... да. Ну, такъ когда, значитъ, Устинья разбила лампу... Пожалуй, опять не выйдетъ. Ахъ, ты, чортъ...
- Да ты разсказывай по порядку...
- И то по порядку-то какъ будто лучше... Однимъ словомъ, такъ скажемъ, что Устинья вырвала свое жалованье у голаго барина прямо изъ пасти и еще сама же похваляется. Вотъ-де какая я есть подобная женщина... Хорошо. Живетъ она такимъ манеромъ у голаго барина, а голый баринъ возьми да этакъ по весне лошадей пару и купи у нашего хозяина. Вотъ мне съ чего надо было разсказывать-то!.. Ну, купилъ голый баринъ лошадей, а хозяинъ, значитъ, огрелъ его порядочно: одна съ запаломъ лошадь была, потому какъ леворушной пристяжной бегала подъ исправникомъ и загорела, а другая съ норовомъ. Тутъ у попа тоже лошадь была... Нетъ, это ужъ другое. Ахъ, ты, хренъ тебе въ голову... Ну, купилъ голый баринъ лошадей, а снасти у его никакой нетъ: ни экипажа ни сбруи. Мы ждемъ, что онъ будетъ делать съ животами. Одна узда - все обзаведенье. Мудреный баринъ, однимъ словомъ... Хорошо. Докормилъ баринъ своихъ лошадей до свежей травы у себя въ конюшне, а потомъ каждое утро, какъ сходитъ нагишомъ покупаться, сейчасъ своихъ лошадей за поводья и въ поле. Книжку возьметъ съ собой, ляжетъ на траву и въ книжку, напримерно, читаетъ, а лошади около него пасутся. Все честно и благородно... Охотку тешить не беда платить. А мы все ждемъ, какую штуку уколетъ голый баринъ съ лошадьми, а безъ этого ему у насъ нельзя быть, потому какъ карактеръ онъ свой уважалъ... Ладно. Этакъ съ месяцъ водилъ онъ лошадей въ поле, ну, те отдохнули и начали поигрывать... Особенно та другая-то лошадь, которая съ норовомъ была - сейчасъ, напримерно, хвостъ трубой, фыркаетъ, на дыбы и разныя колена оказываетъ. Только голый баринъ и удумалъ штуку... Какъ-то Устинья возьми да и посмейся надъ нимъ, что онъ въ поводьяхъ лошадей водитъ, а верхомъ сесть боится. "Ну,-- говорятъ голый баринъ,-- ты бойка: поезжай верхомъ сама". - "И поеду..." Это, значитъ, Устинья. Известно, глупость ея бабья: на глупомъ слове и поймалась. Голый баринъ посулилъ ей кумачный платокъ и полштофъ наливки, ежели она проедетъ на норовистой лошади верхомъ по нашей улице. Устинью и укололо согласиться... Опять-таки она вся баба и вышла, значитъ, Устинья. Когда снарядилась, голый баринъ впередъ и платокъ купилъ и наливки - однимъ словомъ, честь честью. Вотъ, значитъ, отворилъ голый баринъ ворота, залезла Устинья на лошадь, а онъ какъ ухнетъ да какъ огреетъ лошадь нагайкой... Вынесла лошадь Устинью на улицу и пошла трепать, а въ конце концовъ Устинья съ лошади редькой и полетела. И ушиблась она таки-порядочно - левую скулу повредила. Замертво подняли, а народъ хохочетъ. Въ лазарете недели съ две вылежала Устинья-то, а потомъ вышла изъ лазарета да жалобу мировому судье и закатила. "Такъ и такъ, у насъ не было въ уговоре, чтобы, напримерно, лошадь ухнуть али нагайкой"...
Федотка перевелъ духъ, раскурилъ дорожную трубочку и тряхнулъ головой - очевидно, теперь наступила самая интересная часть разсказа.
въ городъ, да ямщика дорогой и разделаетъ. Могутный баринъ и на руку дерзокъ... Одного онъ такъ ямщика побилъ, другого, третьяго, а потомъ ужъ ямщики не стали и ездить съ нимъ. Хозяину горе: никто не едетъ. А мировой законъ твердо помнитъ и все безъ свидетелей лупитъ ямщиковъ. Ну, все его боятся; хозяинъ ко мне: что хошь возьми - выручи, Федотъ Маркычъ. Ладно. Вотъ спросилъ мировой тропку. Я подаю. Онъ выглянулъ въ окошко и манитъ къ себе въ комнату. Онъ приперъ дверь на крючокъ и прямо ко мне: "Не боишься меня, каналья?" - "Чего, говорю, бояться"... Только я это сказалъ, ка-акъ онъ размахнется и прямо меня въ скулу. Ловконько ударилъ... Ну, а я сейчасъ сдачи да за воротъ, да подъ себя, да и давай утюжить. Молчитъ мой баринъ, а я на немъ верхомъ по комнате... Такъ молча и вышелъ, а онъ мне стаканъ водки выслалъ. Вотъ какой человекъ нашъ мировой... Ни съ кемъ больше не ездитъ, окромя меня, и всегда на водку - первое дело. Отличный баринъ, окромя этой поганой заразы... Ладно. Только, какъ Устинья нажалилась, мировой и подтянулъ голаго барина. Вызвалъ этто его въ камеру, свидетелей - все по закону. Разобралъ дело и оправдалъ голаго барина, а потомъ и зазвалъ къ себе на чашку чаю. Для перваго, значитъ, знакомства... Что у нихъ тамъ было - неизвестно, только мировой сразу утихомирилъ нашего голаго барина. Недели съ три и на улицу не выходилъ: Устинья сказывала, что весь въ томъ роде, какъ чугунный былъ.
- Что же, мировой избилъ голаго барина?
- А это ужъ ихъ, господское дело: мы неизвестны. А главная причина та, что достигла голаго барина Устинья... Баба, дура, а достигла.
- Ну, и что же, голый баринъ жаловался?.
- Вотъ тутъ главная причина и вышла: куда жаловаться - и виду не подалъ. А пригласилъ къ себе мирового и тоже, напримерно, чаемъ давай угощать. Мужики бы опять драться, али по начальству съ жалобами пошли, а господа, видно, поумнее: нашелъ - молчи, потерялъ - молчи.
водой не разольешь.
1891.