Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Г"

1. Сестры. Очерк из жизни Среднего Урала. Глава VI

Входимость: 3. Размер: 24кб.

Часть текста: на какую-то охоту, в сопровождении довольно многочисленной свиты, состоявшей из лесничих, «сестер» и нескольких лесообъездчиков, счел своим долгом посетить Гаврилу Степаныча и, встретив меня здесь, выразил нечто вроде удовольствия; любезность этого немца зашла настолько далеко, что он даже предложил мне принять участие в его охоте, но я отказался от этого удовольствия, в чем после не имел повода раскаиваться, потому что такие охоты Муфеля были только предлогом для некоторых таинственных оргий, устраиваемых для него «сестрами» и лесничими. В этих оргиях главная роль принадлежала женщинам, а в настоящем случае приманкой служила какая-то пикантная «штучка», которой подчиненные угощали своего повелителя; эти периодические экскурсии были в порядке вещей, и Муфель отдыхал в них от своих трудов и забот по управлению заводом. Орда, сопровождавшая его, представляла из себя самую оригинальную картину: «сестры» были в своих неизменных полукафтаньях, верхом на отличных лошадях, с какими-то лядунками, развешанными на груди и неловко болтавшимися при каждом движении; они крепко сидели на высоких пастушьих седлах, как люди, привыкшие ездить верхом; у каждого под седлом, вдоль лошади, были привязаны кремневые «турки», вероятно, на всякий случай. Муфель и двое лесничих были одеты в серые охотничьи куртки...

2. Родительская кровь

Входимость: 4. Размер: 104кб.

Часть текста: дачи и дачи Пластунских заводов; по мнению главного пластунского лесничего, он принадлежит Пластунским заводам, а по мнению казенных лесничих, — казне. Это спорное положение спасло «середовину» от конечного истребления, но в недалеком будущем ее постигнет общая участь всех уральских лесов — она будет, конечно, истреблена до последнего дерева, как умеют истреблять леса только на Урале. Одним краем «середовина» упирается в широкое торфяное болото, а другим прилегает к каменистой грядке невысоких увалов; болото уходит далеко на север, где в синеватой мгле встают уже настоящие горы. Если смотреть на окрестности с вершины одной из этих гор, картина представляется довольно оригинальная, особенно рано утром, когда болото покрыто еще туманом; болото разлеглось неправильным разливом на десятки верст, на нем отдельные горки и увалы выдаются, как острова или гигантские бородавки, а «середовина» кажется громадной черной овчиной, растянутой по неровной, чуть заметно всхолмленной поверхности. В Среднем Урале таких картин слишком много, и с каждым шагом на север эти болотины разрастаются все шире и шире. Лес в «середовине» сосновый, дерево к дереву, как восковые свечи, и только по опушке образовался смешанный подсед из березняков, рябины и черемухи, который на болоте переходит в настоящий болотный «карандашник», то есть в чахлые и корявые березки, в кривые тонкие сосенки-карлицы, тальник, ивняк, и кусты смородины. Этот карандашник точно заражен золотухой или английской болезнью, но сосны-карлицы имеют по сту лет и более. Тяжело смотреть на такое дерево-урод: ствол непропорционально тонок, узловат, во многих местах согнут и покрыт совсем особенной мертвой корой, есть даже гнилые язвы, из которых сочится мокрота; рядом с этим золотушным, чахлым лесом середовинский бор является какой-то...

3. В некоторое время (старая орфография)

Входимость: 4. Размер: 103кб.

Часть текста: не торопясь надевалъ очки въ золотой оправе и вынималъ изъ кармана газету. Офицiанты, не спрашивая, подавали бутылку светлаго "императорскаго" пива и обязательно спрашивали: - Какъ ваше здоровье, Иванъ Семенычъ? - Спасибо. Слава Богу, здоровъ. А какъ вы тутъ поживаете? - Покорно благодаримъ, Иванъ Семенычъ... Мало-мало живемъ. Татары любили неизвестнаго Ивана Семеныча не за чай - онъ больше гривенника не давалъ, а за обращенiе. Мало ли порядочныхъ господъ бываетъ въ буфете, а только то да не то. Круглое лицо Ивана Семеныча съ жиденькой бородкой и выпуклыми, добродушными, близорукими глазами точно было вуалировано, выражаясь языкомъ фотографовъ-любителей, удивительно добродушной улыбкой. Онъ и весь былъ какой-то добрый, даже широкая спина и короткiя ручки казались добрыми. Что это былъ за человекъ,-- никто не зналъ. Онъ появился на вокзале года четыре тому назадъ и приходилъ встречать поезда, какъ на службу. Железнодорожные жандармы и сомнительные господа въ барашковыхъ пальто и несмотря ни на какую погоду въ резиновыхъ калошахъ и съ зонтиками обратили на него свое благосклонное вниманiе, но потомъ махнули рукой. Улыбающiйся незнакомецъ вечно встречалъ какихъ-то прiезжихъ "далекихъ" провинцiаловъ въ оленьихъ дохахъ и самыхъ удивительныхъ шапкахъ съ наушниками. Потомъ онъ ихъ провожалъ во-свояси и начиналъ поджидать новыхъ. Стоялъ уже ноябрь. Санный путь въ столице только-что установился. Провертывались совсемъ морозные деньки. Въ одинъ изъ такихъ деньковъ Иванъ Семенычъ явился на свое дежурство раньше обыкновеннаго и противъ обыкновеннаго имелъ немного тревожный видъ. - Сибирскiй поездъ придетъ черезъ часъ,-- объяснилъ подававшiй пиво Ахметъ,-- Расписанiе переменили противъ прежняго... - Знаю, Ахметъ. Спасибо... Ну, какъ вы тутъ живете? - Мало-мало живемъ, Иванъ Семенычъ. Покорно благодаримъ... Читая газету, Иванъ Семенычъ делалъ перерывы. Онъ доставалъ...

4. Вкруг ракитова куста. Глава XII

Входимость: 2. Размер: 7кб.

Часть текста: умела быть женщиной в такие светлые моменты, и Чванов начинал надеяться, что со временем он ее переделает, устроит развод, и жизнь пойдет совершенно по-другому. Часто ему хотелось сказать ей столько хорошего, поделиться с ней своими заветными мечтами и вообще этим путем вывести ее на новую дорогу. Ведь она хорошая, вся хорошая, если бы не это несчастное нелегальное положение в настоящем и не тяжелое прошлое. Чванов переходил от надежды к отчаянию и от отчаяния к надежде. -- Время - самый справедливый человек, - утешал он себя известною итальянскою пословицей. Чвановский дом точно спрятался в одном из глухих переулков Замоскворечья. Это были хоромы старого купеческого стиля с высокою железною крышей, с узкими окнами-амбразурами, с глухою каменною стеной вместо забора, глухим запущенным садом, множеством совершенно ненужных хозяйственных пристроек и заросшим зеленою травой большим двором. Внутри оставалось все в том же виде, как было при стариках. Чванов ничего не трогал и занимал вверху всего две комнаты, одна из которых была его рабочим кабинетом и библиотекой. У него была единственная слабость, это - книги, и он ничего не жалел, составляя свою библиотеку из дорогих и редких книг на трех языках. Всем домом правила нянька Агафья, которая нянчила Павла Максимовича, а внизу жила глухая старуха-тетка, посвятившая себя посту и молитве. Чванов чувствовал себя в этой допотопной обстановке, совершенно чужим человеком и не продавал дома только из сожаления к двум старушкам. Его удивляло то, что эти отшельницы знали почти все, что делалось в Москве, а...

5. Лётные (старая орфография)

Входимость: 3. Размер: 132кб.

Часть текста: а виднелся только слабый дымокъ, который тянулся внизъ синеватой пленкой и мешался съ белымъ ночнымъ туманомъ. Конечно, лётные, изъ страха выдать себя, не разложили бы огня, но ихъ заставила неволя: одинъ изъ троихъ товарищей былъ боленъ и все время лежалъ около огонька, напрасно стараясь согреться. Въ партiи онъ былъ известенъ подъ именемъ Ивана Несчастной-Жизни, какъ онъ называлъ себя на допросахъ у становыхъ и следователей. Теперь онъ лежалъ у огонька, завернувшись въ рваную сермяжку, изъ-подъ которой глядело черными округлившимися глазами желтое, больное лицо. Изношенная баранья шапка закрывала лобъ до самыхъ бровей. Широкiя губы запеклись, носъ обострился, глаза светились лихорадочнымъ блескомъ. Иванъ сильно перемогался и отлеживался въ своей ямке около огонька, какъ отлеживается отъ лихихъ болестей по ямамъ, логовамъ и "язвинамъ" разное лесное зверье. Онъ не жаловался, не стоналъ, а только иногда сильно бредилъ по ночамъ - кричалъ, размахивалъ руками и все старался куда-нибудь спрятаться. Въ больномъ мозгу несчастнаго бродяги безъ конца шевелилась мысль о преследованiи. - Опомнись, зелен а муха, Христосъ съ тобой!-- уговаривалъ Ивана товарищъ, длинный и костлявый "Іосифъ-Преврасный". - Ночесь въ воду было совсемъ бросился, ежели бы я тебя за ногу не сохватилъ... Какъ начнетъ блазнить, ты сейчасъ молитву и сотвори. Я такъ-ту въ тайге безъ малаго недели съ три вылежалъ, и все молитвой больше... Иванъ приходилъ въ себя, трясся всемъ теломъ и какъ-то разомъ весь опускался - это были последнiя вспышки сохранившейся въ больномъ теле энергiи, выкупаемыя тяжелымъ разслабленiемъ. После такихъ галлюцинацiй больной долго лежалъ съ закрытыми глазами, весь облитый холоднымъ потомъ; онъ чувствовалъ, что съ каждымъ днемъ его все более и более тянетъ къ земле и онъ...