Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Х"

1. Охонины брови. Часть вторая. Глава V

Входимость: 1. Размер: 18кб.

Часть текста: что-то ужасное, непонятное, громадное, и главное — сейчас нельзя было даже приблизительно определить размеры поднимавшейся грозы. Слухи о самозванце тоже немало смущали: то он идет с несметною силой, то его нет, то он появится в таком месте, где никто его не ожидал. К казакам прежде всего пристала «орда», а потом потянули на их же сторону заводские люди, страдавшие от непосильных работ и еще более от жестоких наказаний, бывшие монастырские крестьяне, еще не остывшие от своей дубинщины, слобожане и всякие гулящие люди, каких так много бродило по боевой линии, разграничивавшей русские владения от «орды». Прокопьевский монастырь ввиду всех этих обстоятельств чередился сильною рукой. Игумен Моисей самолично несколько раз обошел все стены, подробно осмотрел сторожевые башни, бойницы и привел в известность весь воинский снаряд, хранившийся по монастырским подвалам и кладовым. Всех башен было пять по углам окаймлявшей монастырь стены. В каждой стояло по три пушки в двадцать пудов весом, затем меньшие пушки спрятаны были в бойницах, а на особых площадках открыто помещались чугунные мортиры. Самая большая пушка, весившая сто двадцать пудов, стояла на монастырском дворе против полуденных ворот, — это было самое опасное место, откуда нападала «орда». На случай, если бы неприятель сбил ворота, он был бы встречен двадцатифунтовым ядром. Особенно любовался этою большою пушкою новый инок Гермоген. Он по нескольку раз в день обходил ее кругом, ощупывал лафет и колеса, любовно гладил и еще более любовно говорил келарю Пафнутию: — Это наша матушка игуменья… Как ахнет старушка, так уноси ноги. Вообще Гермоген ужасно интересовался всякою воинскою снастью и даже надоел грозному игумену своими расспросами, как и что и что к чему. Чугунных...

2. Мать-мачеха. Глава X

Входимость: 1. Размер: 13кб.

Часть текста: Аня? - осторожно выпытывала Маргарита Егоровна. - И ты и Семен Васильевич точно даже и не рады ребенку... Не пойму я ничего. -- У меня нервы, мама... Вот поправлюсь в деревне, тогда и будем все радоваться. Старушку огорчало и то, что ни зять, ни дочь не приглашали ее с собой в деревню, а между тем как же можно обойтись без бабушки. Опять получалась нелепость... От внимания Маргариты Егоровны не ускользнуло, что зять при ней старался совсем не говорить о деревне и даже прямо заминал разговор о ней. Очевидно, он не желал ее присутствия в Парначевке, а жена только вторила ему. В действительности не желала приглашать мать в деревню сама Анна Федоровна, а Семен Васильевич не хотел ей противоречить. Ему было неприятно огорчать добрую старуху, которая сейчас была положительно необходима. Настенька за это время оставалась в стороне и была совершенно счастлива, что на нее никто не обращает внимания. Большую часть своего времени девочка проводила на кухне и чувствовала себя здесь гораздо лучше, чем в своей детской. У нее явилась новая привязанность - это кухарка Пелагея, довольно неопрятная и грубая баба, не делавшая решительно ничего, чтобы привлечь к себе детские симпатии. Всего только один раз Пелагея "пожалела" маленькую барышню, но пожалела такой хорошей бабьей жалостью. -- Хуже ты у нас круглой сиротки, - говорила Пелагея, гладя Настеньку по головке. - Ох, горюша, горюша... -- А что такое, Пелагея, круглая сирота? -- А такая... у которой, значит, ни отца, ни матери. Ну и вышла круглая сирота... -- У меня есть...

3. В горах. Очерк из уральской жизни. Глава II

Входимость: 1. Размер: 18кб.

Часть текста: к темноте. Прежде всего выделились стены и крыша балагана; они были сделаны из свежей еловой коры, настланной на перекрещенные между собою жерди. Вверху жерди соединялись перекладинами. В одном месте концы жердей разошлись и образовали небольшой просвет: виднелся клочок синего неба с плывшей по нему звездочкой. В балагане от свежей еловой коры стоял острый смолистый запах. Извне ползла в балаган свежая струя ночного воздуха, пропитанная запахом травы и лесных цветов. Около балагана, в густой, покрытой росой траве, копошились какие-то насекомые, звонко трещал где-то кузнечик; со стороны леса время от времени доносился смутный и неясный шорох. Где-то далеко ходила спутанная лошадь; слышно было, как тяжело она прыгала и звонко била землю передними ногами. В воздухе стояла торжественная тишина, и эти отрывистые и разрозненные звуки ночи не могли нарушать ее, точно они тонули в ней, как в воде. Из моего уголка была отлично видна вся площадка перед балаганом. Калин Калиныч лежал по-прежнему на земле, время от времени поворачивая к огню то один бок, то другой. Рядом с ним сидел старик; он поправлял горевшие дрова и прибавлял новых. Когда старик бросал в огонь несколько полен сразу, целый сноп искр взлетал кверху и обсыпал сидевших огненным дождем, причем Калин Калиныч закрывал лицо руками и улыбался, Одна Василиса Мироновна оставалась неподвижной, продолжая сидеть на обрубке дерева....

4. Из далекого прошлого. Воспоминания. Комментарии

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: Из далекого прошлого. Воспоминания Комментарии Автобиографические очерки, объединенные под названием «Из далекого прошлого», были впервые напечатаны отдельной книгой в издании журнала «Детское чтение», серия «Библиотека детского чтения» в 1902 году. Мамин-Сибиряк печатал эти рассказы и очерки в 1894–1900 годы в различных периодических изданиях: в газете «Русские ведомости», журналах «Русская школа», «Юный читатель», «Детское чтение». Это были главы «Из далекого прошлого». При жизни писателя они выходили трижды: в 1902, 1908 и 1911 годах — явление для того времени довольно редкое. В первое, отдельное издание Мамин-Сибиряк внес ряд существенных поправок и изменений. Автобиографичность рассказов бесспорна. В них сохранились даже собственные имена героев, прототипами которых были родственники Мамина, прозвища его друзей, знакомых и его самого. Это произведение имеет большое значение для изучения среды и условий, в которых формировалось мировоззрение будущего писателя, изучения его внутренней эволюции. Но это не просто документальная публицистика, а художественное произведение о юноше-разночинце второй половины XIX века в России. Замысел этой книги восходит к началу 90-х годов. Так, Мамин писал матери 6 сентября 1891 года: «Нужно будет написать на всякий случай воспоминания о всех… простых и хороших людях, среди которых прошло мое детство». В большой мере эти воспоминания осуществлены в очерках «Из далекого прошлого». В январе 1958 г. журнал «Урал» впервые опубликовал хранившуюся до сих пор в архивах писателя повесть «Сорочья похлебка», значительно дополняющую «Воспоминания». Мамин работал над нею в 80-е годы. Она отличается более острыми социальными характеристиками и более резкими критическими высказываниями, — в повести «Из далекого прошлого» они ослаблены, смягчены. Печатается по изданию: Д. Н. Мамин-Сибиряк «Из далекого прошлого „Воспоминания“», 1911. Устранены имевшиеся опечатки.

5. Братья Гордеевы. Глава VI

Входимость: 1. Размер: 14кб.

Часть текста: «загонщик», ехавший впереди самого Федота Якимыча. Эти поездки главного управляющего с завода на завод обставлялись большою торжественностью: впереди летел загонщик, за ним на пятерке с форейтором мчался тяжелый дорожный дормез, а позади дормеза скакали казаки горной стражи и свои заводские лесообъездчики. Так было и теперь. По случаю хорошей погоды дормез был открыт, и в окна заводской конторы можно было рассмотреть, что Федот Якимыч сидел рядом с каким-то высоким господином в цилиндре, а на козлах рядом с кучером сидел изобретатель штанговой машины Карпушка. – Да ведь это Никон! – крикнул кто-то из служащих. – Он самый… Рядом с Федот Якимычем сидит. Вот так фунт! Острый рабий глаз не ошибся: Федот Якимыч приехал в Новый завод действительно в сопровождении Никона и Карпушки. Старик был в веселом настроении и, не вылезая из экипажа, проговорил, указывая глазами на Карпушку: – Отвяжите этого подлеца да пусть протрезвится в машинной. Изобретатель Карпушка действительно был привязан к козлам, потому что был пьян и мог свалиться. Он так и не просыпался с тех пор, как выпил большую управительскую рюмку из собственных рук Федота Якимыча. Его развязали, сняли с козел, встряхнули и повели в контору, где «машинная» заменяла карцер (свое название это узилище получило от хранившейся здесь никуда негодной, старой пожарной машины). Сделав несколько шагов, Карпушка неожиданно вырвался, подбежал к экипажу и хрипло проговорил: – Федот Якимыч, родимый… одну рюмочку… совсем розняло… – Ах ты, ненасытный пес! – обругался старик, но велел подать рюмку. Григорий Федотыч был на фабрике, и гостей приняла одна сноха Татьяна, трепетавшая в присутствии...